Лев адресовал свою мягкую улыбку Антону, а через какое-то время и вовсе засмеялся.
— Мне кажется, что, посмотрев на меня и мои ужасные проблемы, ты пытаешься поскорее исправить свою жизнь. Смешно и грустно. Ну а если серьезно, то просто будь готов ко всякому ответу. В любом случае, ты получишь свою правду. Хочешь ее знать — тогда вперед. Но что не изменится — это моя любовь к тебе, — неожиданно завершил серьезную ноту разговора Богданов, хитро сощурившись.
— Нет, исправить не пытаюсь… — Антон усмехнулся и потупил взгляд, а затем неловко покосился на людей за соседними столиками, сглотнув. Они-то слышали или нет? «Это же не „Бермуда“…» И все же Горячев, осмелев, как уже было когда-то в кафе, ответно наступил Льву на ногу под столом, прежде чем закончить: — Но правду узнать хочу любую. Так будет легче…
На этом странная, непривычная Антону тема оказалась закрыта. Посмаковав разговор несколько минут, он пришел к выводу, что легче стало на самом деле сразу, поэтому остаток времени за едой Горячев снова беззаботно рассказывал о том, как они с Лехой, Аленой и Владом куролесили в студенчестве на улицах Питера, и осторожно расспрашивал Льва о юности, проведенной в Москве. Закончилось это и вовсе обсуждением, не стоит ли им однажды сходить в театр и — чего еще следовало ждать от Антона — обязательно взять билеты в ложу, чтобы качественно отвлечься, если спектакль не оправдает надежд или наоборот вызовет бурю эмоций.
До вечернего часа пик еще оставалось довольно много времени, так что путь домой Антон поместил в несколько хитрых кругов по тихим и поэтичным старым улочкам. Изредка они со Львом останавливались, чтобы сфотографироваться, а один раз Горячеву даже удалось сделать селфи прямо с байка в долгом ожидании зеленого света на перекрестке. Чуть позже этими снимками ожил общий чат, и Лев в своем новом образе собрал буквально все овации. А еще позже Антон засыпал в горячих объятиях с мыслью, что это первая за долгое время ночь, во тьме которой не скрывались никакие кошмары. Возможно, потому что он слишком устал за день. Но Горячев бы с самим дьяволом поторговался — лишь бы мгновение остановилось и полное прежней неопределенности завтра никогда не наступило.
3-4.06. Ночь. Нострадамус
— Я за эти пару месяцев морально утомился. Моя творческая натура требует успокоения и релакса. Горячев, вот серьезно, чтобы я еще хоть раз куда тебя отправил или вообще рот открыл! — ругался Влад.
Антон с друзьями всегда был на связи, но собраться по-домашнему, посекретничать вволю, как раньше, не выходило уже давно. А тут у Влада уехали соседи, кроме Ромы, и рабочие для Льва вечер-ночь с субботы на воскресенье Горячев решил провести в знаменитой квартире-студии. Правда, спокойно это сделать не выходило. Вовин чувствовал страшную причастность к сложившейся ситуации, а потому не прекращал оправдываться, особенно под утро, когда они с Антоном остались наедине:
— Вот дохрена человек просто подрочили, — Влад тут же извинился за упоминание, — и ушли, а Горячев что? Остался, влюбился, влип в какую-то сомнительную историю с финансовыми играми! Ты всегда был таким, Антон.
— В смысле всегда? — возмутился тот. — Да я, можно сказать, вообще проблем не создавал никогда! Приключений на пятую точку не искал! В отличие от тебя.
— У меня все мои приключения заканчиваются хорошо. Хорошо, понимаешь? Или ты хочешь, чтобы я тебе припомнил? — Влад засверкал глазами сродни настоящему адвокату дьявола, не позволяя даже усомниться в том, насколько качественные аргументы в пользу своей правоты он может привести. Но Вовин быстро стух, а на его лице появились тревожные нотки. — У меня ощущение, что я виноват. Не знаю, настолько дурные эти месяцы, что я… Я не знаю. Только твоей мачехи не хватает на пороге дома! И все, я бы мог сказать, что все ебанутое произошло!
Горячев вздохнул, однако сменил осуждение и скепсис, которыми отвечал на жуткие пророчества, на самую добрую улыбку из своего арсенала. Беспокойство Влада срывало хрупкую корочку душевного равновесия с едва подсохшей раны, но обижать друга Антон не хотел.
— Вовин, ну в чем ты можешь быть виноват?.. В том, что я остался и влюбился? Так тут совсем не в тебе дело. В том, что Богдановым с приемным родителем не повезло сильнее, чем мне? Тем более… Слушай, я сам не ожидал… Сам представить не мог, что так получится, — Антон сделал паузу и задумчиво зажевал губу. Быстро пронесшиеся по нервам воспоминания разбередили душу подобно щекотке. Горячев мгновенно стряхнул с себя это ощущение, чтобы не показать лишних переживаний — зато дал волю целительной радости обретения, которая все это время поддерживала его самого. — Ну а если ты у нас неожиданно записался в нострадамусы, то я должен тебя скорее благодарить. Ты что, думаешь, я из вежливости ни разу не жаловался на все это?.. — он криво усмехнулся и на секунду потупил взгляд в темный экран смартфона, который все это время лежал рядом на случай звонков или сообщений. — Просто это все не «ебануто», Вовин, это так выглядит мое «заебись». Ну да, с нюансами… Уж как получилось. Разве что в появление мачехи я верю как-то слабо. По-моему, это уже халтура, а не предсказание! Так что не вали в кучу.
Вовин было встряхнулся и улыбнулся в ответ на Антоновы рассуждения, но неуместная пауза легла на плечи тяжелым и холодным одеялом. Маленькая кухня, по-современному пустая и по-хозяйски ненадежная, помрачнела, как и сам Влад. Медленно перекатывались за окном низкие тучи, царапала небо листва клена. На кухне у друга Антон мог себе позволить не скрывать хотя бы часть той тревоги, которая беспрестанно ползала поблизости, будто паук. Зазеваешься — нырнет под воротник… Вот Горячев и пропустил шумный нервный выдох. Он поежился и надолго замолчал.
Внезапно ожил мобильный телефон, выскочило на экран радостное сообщение от Льва: «Выходи! Соскучился, пошли домой».
Влад ухмыльнулся и хитро посмотрел на Горячева.
— Ну что? — нахмурился Антон. На каждое сообщение Богданова он реагировал неудержимо ярко — вот только когда Горячев был трезв, перед друзьями он по-прежнему прятал восторг под маской суровости. Оправдывался — и сам себя стыдился, поэтому иногда к тому же раздражался до абсурда. — Мы договорились встретиться, он сегодня рано закончил. Они с Лехой там уже рабочее время поделили на неделю вперед…
— Ага, — хохотнул Влад и шутливо толкнул Антона кулаком в плечо. — Что-то так мило, что с вас можно задохнуться просто. Я рад тебя таким видеть, Горячев, — уже серьезнее добавил Вовин. — Ты только не смущайся слишком сильно, а то с потрохами себя выдаешь радостной рожей!
— Не такая она радостная! — исполнился праведного протеста Горячев и, конечно, дал сдачи. До прихожей они с Владом добрались порядком растрепанными. Антон под конец и сам не понимал, что у него выходит громче: гневиться или хохотать — зато хоть дух отвел перед дорогой. А прощаясь, деловито покрутился перед зеркалом и значительно произнес:
— Ну все… Пойду к своему… мужчине.
4.06. Воскресенье. Неприятный привет
Кто бы что ни говорил, но в предсказания Антон не верил. А магию совпадений, как показала практика, — не понимал. Особенно тяжело она давалась, когда мысли были сконцентрированы вокруг одной самой трудной задачи: приходилось следить за висящим на стене ружьем и как-то сохранять лицо наивного оптимизма. В таких условиях любые другие дела откладывались в долгий ящик.