«Великолепно, — подвел неутешительный итог Антон. — Я хожу к доминатрикс в дом, где она даже не живет, зато здесь ночует сисадмин-социопат, греет уши бухгалтерия, да еще и все это в собственности альфа-самки — замдиректора. Можно я возьму свой вопрос назад?»
— Я обычно в лаборатории, — кивнула Жанна. — Мне там привычнее. Да и без меня никаких дел не сделаешь. Так что вообще не вижу, что здесь происходит, и считаю это бесполезной тратой средств.
— Я еще тут часто! — раздраженно добавила Лиза, которую всегда и везде вечно забывали.
— Ну ты обычно в офисе, — отмахнулась Тоня, сложив на пухлые ручки округлый подбородок. Она вновь расплылась в хищной лилейной ухмылке, желая вернуть более интересную для нее тему. — А что вы, Антон, думаете про перчатки Елены?
— Подумал, что она вроде тех людей, которые, знаете, ходят в солнцезащитных очках даже на вечеринках в полной темноте, — Горячев усмехнулся и тут же нырнул в чашку с чаем. На самом деле он считал, что перчатки Богдановой — это самый дерьмовый знак при обстоятельствах, в которых он оказался, особенно с учетом того, что уж на этой-то территории она была полноправной хозяйкой.
«К счастью, мы испытали друг к другу антипатию с первого взгляда, да на том и порешили». Антон опасался Елены; она ему не нравилась, потому что была женщиной у власти, которой он не сможет ничего противопоставить, даже если обольстит всех местных куриц. Разве что Богданов окажется педиком и в порыве чувств подарит ему полную неприкосновенность — но до такого маразма не могла бы дойти даже жизнь Горячева. Именно поэтому он очень хотел верить, что пока Елена — последняя из всех, кто может к нему притронуться. И потому намеревался выловить как можно больше фактов, пока была возможность.
— А что, я должен что-то знать? — обратил Антон на этот раз внимание к Татьяне, Тоне и Кате, которым, как уже стало ясно, никогда не жаль перемыть все кости каждому из их окружения. Горячеву было даже почти любопытно, какими слухами обрастет его персона после этой встречи.
— Нет, — пожала плечами Катя, смачно чмокнув губами, обильно смазанными блеском. — Наоборот, мы хотели бы узнать, может, вы в курсе. Елена очень мрачная персона. Никто не знает о них обоих ничего, кроме рабочих моментов. Да и те весьма и весьма неприятные.
— Тревожные, я бы сказала, — подхватила Тоня. — Например, то, что у них нет никакого стажа работы, кроме этой фирмы. Нет кредитной истории. Совершенно ничего. Никаких показателей стандартного живого человека. Финансово-экономических, во всяком случае…
— Ходит слушок, что они даже того-этого, — Катя двигала разрисованными бровями, намекая на интимный характер высказываемых предположений. Вновь начали доноситься смешки. — А еще никто ничего не знает об их личной жизни. Ни о чем. Два совершенно закрытых человека. Только один прячется, а вторая тебя может освежевать канцелярскими ножницами.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — Антон нахмурился и слегка мотнул головой, оглянувшись на Жанну и Лизу, которые, хотя бы на первый взгляд, отворачивались от настолько возмутительных сплетен. На немой вопрос утешительного ответа не находилось. Горячев вздохнул и потер лоб. Что ж, в условиях работы, связанной с коммуникацией, о людях многое мог сказать совершенно любой разговор. И конкретно об этих мнение сложилось в среднем такое же банальное, как и они сами: «Просто тупые бабы».
Елена совершенно точно была львицей другого порядка. А за Льва, хотелось верить, говорило само его имя. Антон, памятуя о Романе, уже предвосхищал, что и об этих дамочках, в случае чего, услышит слова «у них сложный характер, но они профессионалы своего дела». Горячев не мог спорить хотя бы потому, что этот курятник прятался за фасадом успешной фирмы. Значит, какие-то золотые яички они откладывали. Значит, начальник был очень даже хорош как начальник. Не проникнуться бесконечным благоговением перед управленческими талантами и терпением Богданова после этого было сложно — особенно если верить, что за этой великолепной пятеркой в подчинении стояла еще целая армия девиц, из которых только каждая десятая, возможно, не была конвейерной дурой.
«И то, небось, лесбиянка».
— Ладно, девочки, спасибо за чай, но шутки в сторону. Я к вам все-таки по важному делу, — Антон, взяв волю в кулак, разулыбался до приторного вежливо, размявшись на стуле и затем приняв максимально привлекательную позу. Пускай считают, что он и так в их власти и готов слушать — но только то, что ему надо. — И в первую очередь к вам, Жанна, Таня… Катя. Вы же не откажете мне в небольшой экскурсии непосредственно в работу фирмы?.. С идеологической стороны вашу косметику я, положим, уже достаточно понял. А что насчет технологической? И кто из вас не боится камеры и о-о-очень придирчивых бьютиблогерш? Мне нужно будет спланировать грамотный рассказ и желательно показать что-то помимо рекламных фото…
Он хитро прищурился и подмигнул обделенным вниманием Тоне и Лизе. В качестве субъекта пиар-кампании бухгалтерия Антона волновала в меньшей степени, но если уж работать над тем, чтобы этот бабий поезд ехал плавно — крутиться должны все колеса. Безумные мысли о личной жизни начальства можно было оставить на потом.
К счастью, в профессиональном ключе даже самые заядлые сплетницы оказались на удивление собранными, хотя сперва их раскрашенные мордашки и скривились в скуке. Горячев рассыпался в вежливости, приплатил разрешением обращаться к себе на ты, проглотил пуд самой приторной лести… Но все-таки получил их контакты, а в придачу убедил Катю поделиться с ним полными наработками прошлого года. Жанна значительно подробнее, чем косметологи, которых некогда приставила к Антону Елена, описала процесс изготовления косметики и рассказала о качествах продуктов из новой линейки без купюр. Память смартфона щедро наполнилась номерами телефонов и заметками о натуральных ингредиентах, которые так любят разбирать в некоторых обзорах.
Если бы только Тоня в какой-то момент, подсаживаясь ближе, не начала жаться к Горячеву грудью. Если бы только Лиза не глядела печальными голубыми глазами так, словно он должен тотчас забрать ее с собой из окружения четырежды скопированной злой мачехи и увезти в прекрасное далеко на белом коне. Если бы только Жанна, понявшая, что ее вытесняют, не царапала запястье ногтями. И прикосновения у нее были — гладкие, полированные, но вовсе не мягкие. Окруженный женщинами нежеланными, но жаждущими чего-то неизмеримо многого в не терпящей кокетства обстановке, Горячев пожалел о том, что не существует грани между образом общительного и сексуального специалиста — и агрессивного мудака. Как и в женщинах не нашлось таковой между деловой хозяйственностью и дурной бабьей бесцеремонностью. Антон получил все, что мог — и тогда его обязали рассказать все, что можно, о себе. С чем работал раньше, почему к сладкому не притронулся, каким спортом занимается, почему не профессионально, а что ж рубашечку не догладил — девушка, что ли, не заботливая, ах, так вообще один живет… Тут-то и наступила последняя капля.
— Ну, знаете, у меня отец моряк… — скалился Антон, выжигая взглядом чуть не в лицо ему выдыхающую Катеньку. — Так вот как-то с самого начала у нас повелось, что если баба на корабле — быть беде.
Здесь, именно здесь Горячеву на плечи с хлопком приземлились чьи-то руки. Елена, каким-то магическим образом оказавшаяся за спиной Антона, ехидничала и отодвигала от него девиц ненавязчивым движением.
— Антон, что ж вы тогда делаете на нашем корабле…
Горячев вздрогнул и вскочил со стула. Он был настолько наэлектризован, что если бы Елену от прикосновения к нему тут же ударило током — не удивился бы. Но этого не произошло, она не отстранилась. Антон стиснул челюсти, думая, как бы красиво выйти из ситуации перед начальством. Ухмыльнулся… Сняв руку Богдановой со своего плеча (а она до сих пор держала его — чем, судя по едким взглядам, намеренно раздражала болтливых товарок), он сжал затянутую в тонкую фетровую перчатку руку в своей. На этот раз он почувствовал, что ладонь у высокой Елены оказалась ухватистая — с такой и рукопожатие вышло бы при должной энергии совсем мужское. Но к этому Горячев прибегнул бы в последнюю очередь. Сейчас он лишь приблизил женские пальчики к своему лицу, продемонстрировав тактичный воздушный поцелуй по всем правилам придворного этикета — и задиристо выпалил: