Рассадив друзей по пуфам и снабдив зеленым чаем, утренним салатом, тарелкой злакового печенья и фруктами, сам Антон уселся во главе круга на обычную декоративную подушку. Пакет с документами, чтобы никто не спрашивал — и чтобы не задумываться о нем лишний раз самому, хотя попытка оказалась безуспешной, — забросил в бельевой ящик. И даже за хозяйством отвлечься не вышло. «Это же не просто рабочие документы, — гонял Горячев про себя. — Кто-то на Богдановых копал, на их сотрудников информацию. На меня даже. Время фиксировал… Зачем?»
— Зачем? — спрашивал его, будто эхом, но совсем о другом Леха, разводя руками. — Всю квартиру вылизал, ни одних треников в углу не валяется! Антоха, к тебе что, ФСБ с проверкой? Или ты в кои-то веки привел к себе кого-то? Колись! Ты себе наконец девушку завел?
— Я? Нет, — Антон выгнул бровь и помотал головой. — Просто работаю дома много… Времени на работу не трачу. Срач достал. Да просто…
— Да просто влюбился, по нему же видно. Дерганный, бледнеет, синеет, краснеет чаще, чем дышит, — хихикнула Алена, закусывая эмоцию хлебцем. — Это хорошо, если так. Таким приличным становится!
— Ну, последняя у него была эта его ледяная крошка, — задумчиво почесывал подбородок Вовин. — Но она мне не кажется тем, кто тоже с легкостью будет срать кружочками…
— Потому что нет, — Антон скрестил руки на груди. — Ни в кого я не влюблялся и никакие бабы порог этого дома не переступали.
Ребята обменялись медленными взглядами и начали давить смешки. Кто-то, конечно, пытался заесть непрошенную эмоцию, но в конце концов пузырь прорвался на Алене:
— Не хочу предполагать.
— Может быть, это мужчина? — ровно и крайне задумчиво поинтересовался Влад. Он единственный не смеялся, а скорее действительно предался размышлению. Да настолько, что его интонации звучали холодно и отстраненно. — Антон у нас парень красивый, уверен, что ему разные предложения поступают.
— Ага. Красивый и относится к женщинам иногда как типичный гей, травмированный мамкой, — хохотнула Алена.
— Ну хватит, а.
Антон впился в Алену испепеляющим взглядом и со стуком опустил чашку на столик. Шутки про женоненавистничество, плавно перетекающие в шутки гейские, Горячев сносил стойко и нередко даже подливал масла в огонь — но только если они были максимально отвлеченными. Однако был у него один пунктик, на который, как на катушку, и наматывалась лентой череда несчастий в общении с противоположным полом. И стоило только зацепиться за него — все летело в тартарары. У Антона, которого сегодняшний день не щадил, глаза налились кровью.
— Вот серьезно, Алена, люблю тебя очень сильно, — цедил Горячев сквозь зубы. — Но что у вас всех, девок, общего — так это что вы хуйню иногда полную несете и остановиться не можете. К счастью, моя мать уже почти двадцать лет как в могиле, а за все воспитательные просчеты спасибо одному похуистичному еблану и его тупой пизде. Можешь направить жалобу. Так и напиши: «Ведет себя как пидор».
— Антон, Антон! Да брось ты, это же шутка просто. Мы тебя знаем и стебем без всякой задней мысли, — мгновенно загородил свою девушку Леха, и на плечо Горячева упала его ладонь. — Просто красивый и просто относишься к женщинам. Как-то. Как знаешь. Раз они на тебя вешаются, значит, все ок, верно?
— Одни шлюхи на меня вешаются, — снова плюнул огнем Горячев. И осклабился, покосившись на замершего Влада: — Что, может, правда профиль сменить, а? Но что-то мне подсказывает, что среди тех, кто дает в зад, шлюх тоже хватает.
Повисло молчание, прерываемое только тем, что Влад пытался дожевать уже заложенное за щеку, но как-то некрасиво было делать это в столь драматичный момент.
— Прости, Антон, — Алена потупила взгляд и наматывала на палец футболку. — Я правда плохо сказала. Но не потому, что девка, а просто плохо сказала. Ты тоже часто плохо говоришь, между прочим. И почему-то никто за это на тебя так не рычит…
Обиженная девушка — совершенно любая обиженная девушка — это как бомба замедленного действия. Они умеют так опустить ресницы, так сложить губки, так транслировать языком тела досаду, что даже в самой неприятной ситуации вызывают умиление и стыд. У Алены этот прием был отточен до совершенства — да и Горячев, хоть и разозлился, но ссориться не хотел.
— Ну как никто. Ты. Кто-то же должен разрывать порочный круг мужской солидарности… — Антон вздохнул и поковырял пальцем край стола. — Ладно, и ты прости. Ты не девка. Девушка. Хотя бы одна в этом мире должна быть.
Он ухмыльнулся, и Котков облегченно откинулся спиной на пуф — даром что не перекрестился. Влад же оставался доволен тем, что наконец смог прожевать, ведь все молча принялись за еду. Все, кроме Алены, которая давилась чаем, вытянувшись в нервную струну. Впрочем, Вовину не дали отсидеться молча, ибо тут же он получил локтем в бок от единственной девушки в компании, мол, извинись. Но Влад был не согласен:
— Я не думаю, что другая сексуальная ориентация — это оскорбление, — легко и с улыбкой парировал он. — И будто женщины не дают в зад, смешно… Самая популярная тема запросов на порносайтах, между прочим.
— А я и не говорил, что женщины не дают. Я говорил, что это шлюхи, — Антон развел руками. — И вообще, Вовин, не учи меня, уж свою историю в браузере я наизусть знаю! И анальный секс пробовал. И они, — он указал пальцем на Леху с Аленой, глядя на пару взглядом всезнающего оракула, — я уверен, тоже!
— То есть Алена — шлюха? Ну раз дает, Антон, все с твоих слов, — Вовин открещивался от всех присутствующих защитным жестом рук, ибо Алена нахохлилась еще больше. — Ладно-ладно, Горячев, блин, я же тебе не предлагаю, что ж ты так завелся? Я говорю, что извиняться за это не буду, а ты хоть коврик в трубочку скатывай и того самого! Мне-то что. И вообще, блин, тебе пять раз сказали, что ты красивый, а тебе в жопу ввинтилось и чешется только про секс анальный. Что-то это подозрительно, а?
— Не было у нас такого вообще! Не приплетайте нас, мы — нормальные. Это вы — извращенцы последние, — отстояла честь и достоинство семьи Алена. Котков, в свою очередь, пользуясь тем, что его не спрашивают, только закрыл лицо руками, пытаясь подавить дикий хохот.
— Да, да, мы извращенцы! — отмахнулся Горячев. — А твоих извинений я и не требую, Вовин. Тебе что, непонятно? Я, может, просто хочу, чтобы ты сказал, что я красивый, еще раз…
— Так это вот у кого самолюбие-то в жопе, оказывается… — выдавил Леха. — Раз в ней зудит на комплименты…
На этой ноте Антон из-под своей же задницы извлек подушку и щедро надавал и Лехе, и Владу. Алене в течение следующих пяти минут оставалось только спасать еду и посуду.
После того как все улеглось, настало время и простых разговоров за жизнь. А потом Алена все-таки спросила Антона про работу — мол, как там, под крылом известного бренда экокосметики. Вот и полилось наболевшее: о том, как дали карт-бланш и о том, какая щедрая зарплата («Повезло, жесть!»), о том, какой там странный коллектив («Куча голодных баб и один фрик, никого нормального!») и прекрасное начальство («Елена, правда, сначала производила впечатление суки, но она умеет быть милой…»), о планах («Алена, рассчитываю на тебя! Если им понравится, наверняка сама получишь бонусы!»), о красоте дома и мелких сплетнях, которые ходят внутри организации. Но когда Горячева вновь спросили о бумагах, найденных в бардачке байка, он вынужден был мрачно и обтекаемо объяснить: