— Изольда говорит, что взять-то вы можете, толку от этого никакого, кроме физического удовлетворения. Потому что официального наследника может родить только официальная жена. У вас есть ещё одна возможность жениться, согласно брачному договору с китаянкой.
— А если?..
— Вы же знаете… В случае смерти Сяомин брачный договор, подписанный с китаянкой, считается не действительным.
— Понятно. Я не про это. Сколько раз тогда можно будет жениться?
— Согласно договору с принцессой Милисентой.
— Хм. В нашем брачном договоре ничего подобного нет. Вернее, даже договора нет. Всё на словах. А если Милисента при родах умрёт?
— Не исключено. Если Моисей собирается кесарить, то всё возможно. Видать, дела там очень плохи. Вот поэтому она и отпускает вас на вольные хлеба. Хотела своих… Свою подружку вам подложить, да Сяомин не позволила.
— А у неё ещё и подружка есть? — Удивился я.
— Конечно. И не одна.
— Здешняя? — Уточнил я на всякий пожарный.
— Нет. Откуда у неё здесь подруги? — Отмахнулась Альбина.
— Мало ли?..
— Нет. Знакомая какая-то. Из Аратты.
— Сума сойти! Какие интриги вокруг меня, оказывается!.. А ты рожать не собираешься?
— Если получится, почему бы и нет? — Хитро улыбнулась она. — Всякая женщина мечтает о ребёнке.
— Не скажи, не скажи. — Задумался я, припоминая некоторые истории из прошлой жизни. — Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее, как говаривали наши предки. А они дураками не были. Знали, что говорили. Философы.
Утром первым разыскал меня Егоров, сообщивший результат нечаянной встречи. Обознавшуюся девушку звали Лиля Сандалова. Мне это имя ни о чём не говорило. Среди моих знакомых как нынешних, так и прошлых девушек с подобными именами не наблюдалось.
— И кто она? — Спросил я.
— М-м-м. — Замялся Прокоп Егорович.
— Ладно. Поставим вопрос иначе. Где живёт? Чем занимается?
— Картограф. Работает… Работала в королевской художественной мастерской. За несколько дней до похищения правительницы была приглашена во дворец рисовать портрет принцессы Милисенты. Однако по известным вам причинам заказ был сорван. По возвращении принцессы в королевство повторного заказа не поступило. Как и требования продолжения выполнения первого.
— Угу. А эскизы?
— Мне ничего на этот счёт не известно. Обыска у девушки не делали. Нет оснований.
— А что говорит по этому делу сама принцесса?
— Хм… — Опять замялся Егоров. — Простите, ваше величество, но я не имею права допрашивать её величество.
— Чтоб тебя!.. — Воскликнул я. — Извините. Сам спрошу. Подруги у неё есть? Что говорят?
— Подруг нет. Знакомые по работе, но с ними она держится подчёркнуто официально. Особенно с мужчинами.
— Что врачи говорят о её здоровье?
— Ничего. Никогда не обращалась.
— Дьявольщина! Пригласите её всё-таки дорисовать портрет королевы. Заодно устройте негласный осмотр квартиры. Если согласиться продолжить работу над картиной… Портретом, пошлите к врачам на предмет исключения возможного заболевания принцессы. Господи… Королевы.
— Понял, ваше величество. Можно приступать?
— Приступайте.
Этот разговор состоялся в моей резиденции, а не в башне. Я решил не светить по всяким пустякам свои возможные убежища.
Позвонил Матвей и пригласил посетить казнь. Я отказался на отрез. Однако он вдруг стал настаивать. Это мне совсем не понравилось. Я перезвонил Кожемякину, но того не оказалось на месте. Пришлось беспокоить Виктора Петровича. Без сопровождения мне там делать было нечего.
Когда я появился на импровизированной трибуне, казнь подходила к концу. Оставалось всего пять человек. Зато, как сказал Матвей, самых вкусных, главарей.
Троих казнили без проволочек. А вот на четвёртом пришлось задержаться. Он слёзно умолял казнить его последним. Зачем ему это понадобилось, объяснять он не стал.
Немного поразмыслив, я решил, что разницы никакой и позволил сменить очередь. И вот тут-то всё и прояснилось. Когда предпоследний заговорщик прекратил дрыгать ногами на виселице, оставшийся, человек весьма преклонного возраста, обратился с просьбой поговорить со мной без свидетелей. Матвей с, появившемся к тому времени, Никанором чуть на дыбы не стали, вопя об опасности, но я почему-то решил, что никакой опасности нет. Хотя бы потому, что моя тень при мне, и приказал всем отойти метров на двадцать.
Свита нехотя выполнила приказ. После этого приговорённый, став на колени и сложив руки лодочкой, обратившись лицом к солнцу, заговорил: