– Что значит – с умом? Предлагаешь киллера нанять, чтобы он выстрелил и мигом отправил его?.. – генерал, пожелавший президенту спятить, ткнул большим пальцем в небо.
– Да нет, этого как раз делать не будем. Не бандиты же мы!
– И что ты предлагаешь?
– Я хочу лишь одного… – Чего? – прервал его вопросом тот, что сидел у костра, нервно покусывая свою неприятно изогнутую нижнюю губу. Делал это он машинально, в силу привычки, как всегда, когда нервничал.
– Ты, Леша, успокойся, – обратился к нему генерал, который, судя по всему, был настроен наиболее решительно.
– Хватит подкалывать! – сидевший у костра заерзал на своем месте и зло сплюнул в огонь. Плевок Тут же зашипел, превращаясь в пар.
– Стрелять не придется, – сказал высокий, расставляя ноги на ширину плеч и покачиваясь из стороны в сторону. – Нет-нет, стрелять не придется. Я знаю, что надо делать. Не один день думал.
– Ну, и что же ты предлагаешь?
– Нужно, чтобы он сам помер. Ему надо просто немного помочь. Это ни у кого не вызовет подозрений, весь мир знает, что наш президент серьезно болен, что сердце у него не в порядке, да и кроме сердца – проблем хоть отбавляй.
– Я думаю, столько пить!.. – бывший генерал, а теперь отставной, свободный от всяких дел пенсионер, хлопнул себя ладонью по колену так, словно на нем сидел напившийся кровью комар – Да, пьет он безбожно. И дал же Бог здоровье!
Если бы я столько пил, давным-давно ноги бы протянул.
– Ты и так выглядишь на тройку с минусом, – зарокотал грубоватым смехом «свободный от всяких дел пенсионер». – В гроб краше кладут. Зеленый весь… – Что ты хочешь сказать?
– Что ты грязно-зеленый, как потертый доллар.
– Пошел ты на хер! – не выдержал тот, кого сравнили с долларом.
– Тихо, тихо, мужики, не время и не место ругаться. Вместе держаться надо.
– Да мы и не ругаемся. Разве с Лешкой можно поругаться?
– А чего же нельзя? – В костер полетел еще один плевок. – Не ты первый, не ты последний.
– Костер хочешь погасить? Так ты, Леша, лучше поссы в него, а не плюй.
– Мы для дела собрались, давайте о деле и говорить, – обиделся Леша.
– Так мы и говорим по делу. Только вы что-то меня слушать не больно хотите.
– Да слушаем мы, слушаем! Валяй дальше. Только дело говори.
– А что валять? Убирать его надо. Помочь ему отправиться на тот свет и поскорее. А то он такого наворотит, такого накрутит, что нам на поверхность уже не выбраться.
– И грешков за ним – во! – Леша провел ребром ладони под подбородком.
– Его грешки пусть ему и остаются. Ты о своих думай. Если копнут – а желающих пруд пруди, – то у тебя, Леша, и пенсию заберут, и разжалуют в рядовые.
– Да нет, в ефрейторы, – разразился сухим и неприятным смехом третий генерал, пытаясь взять реванш за доллар.
Леша набычился, обхватил колени, хотел плюнуть в костер еще раз, но передумал.
– Я согласен. На все согласен. Главное, чтобы его не стало. Ух, я тогда и напился бы! Ух, душу бы отвел!
Главный в стране праздник.
– Напиться и сейчас можно.
– Хватит уже! И так чуть ли не каждый день пьем.
– И до этого пили, а живы, – рассудил Леша, поднялся на ноги и пошел к ближайшей березке, а через пару минут вернулся с просветлевшим лицом и порозовевшими щеками. – Ну вот, полегчало, – сказал он, поудобнее усаживаясь у костра и протягивая к языкам пламени руки.
– Хорошо тебе, отлил и сразу полегчало. А мы тут сидим, думаем.
– Что думать, – Леша махнул рукой, – трясти надо. Трясти… – Засунь свои советы себе в задницу, понял? – грубовато, но в то же время вполне дружелюбно оборвал его руководивший встречей генерал.
– Нет, мужики, я согласен. Вы что, меня не поняли? Согласен, но сомневаюсь.
– А куда ты денешься? Ясно, согласишься. Иначе тебе кранты. А сомнения свои при себе оставь. Раньше надо было сомневаться.
– Что-то ты заговорил, как бандит? Якшался, наверное, с преступниками.
Деньги у них брал.
– Большего преступника, чем ты, Леша, не найти во всей России, а может, и во всем мире. Уж я-то знаю, поверь. Документы имеются. Не все я их в служебном сейфе оставил.
– Плевать мне на то, что ты знаешь. Можешь всеми своими знаниями подтереться. Настоящих бумаг у тебя нет.
– Если понадобятся – появятся. Какие хочешь нарисуют. Знаешь, небось, моих спецов.
– Знаю, знаю, – уже вполне миролюбиво согласился Леша.
– Я вас позвал совсем не для того, чтобы вы пререкались. Мне надо получить ваше добро.
– Добро мы тебе даем.
– Вот и все, – подкинув в огонь еще несколько сухих веток, заключил организатор встречи.
– А нас никто?.. – начал рассуждать самый молчаливый из генералов.
– Нет, не бойся. Ни тебя, ни меня, ни его, никто нас не тронет. На нас даже не подумают. И не такой я дурак, чтобы действовать лично. Есть люди, которые заинтересованы не меньше нашего в том, чтобы не стало всеми горячо любимого президента Вот через них я и буду действовать.
– Тебе виднее, – рассудил уже на все согласный Леша. – Знаешь – так действуй.
– Хорошо. А теперь можем выпить.
– Выпить надо было с самого начала, – Леша засуетился, принялся потирать руки.
Предводитель заговорщиков поднялся, посмотрел на ближайшие кусты. Оттуда, словно по мановению волшебной палочки, тут же появился высокий широкоплечий мужчина в серой куртке.
– Собери-ка нам закусить и выпить.
– Все уже готово, – отчеканил телохранитель генерала.
– Видишь, как работают? Натаскал за двадцать лет, – как-то зло пробурчал опальный генерал.
– Это точно. Кого-кого, а этих натаскал.
– За такие деньги, как ты им платишь, я бы тоже и стол накрывал, и огурцы резал.
Через пять минут все трое уже сидели за низким раскладным столиком, на котором красовались две бутылки водки и всевозможная закуска.
Глава 2
Всем временам года Глеб Сиверов предпочитал осень. Он любил эту пору с раннего детства и всегда с нетерпением ждал ее прихода. Ему не нравились летняя жара, шумные весенние грозы с грохотом и сверканием молний, зимняя стужа, но тихая, немного медлительная в своем неизбежном течении осень всегда радовала его.
Он любил смотреть, как незаметно и постепенно то, что было зеленым, становится огненно-красным, бледно-желтым, лимонным и наконец вся эта красота облетает, падает на землю и исчезает, унесенная холодным ветром.
Вот и теперь наступала осень. Деревья желтели, небо становилось прозрачно-голубым и недосягаемо высоким. А облака, которые по нему плыли, напоминали молоко, только что разлитое в прозрачной родниковой воде. Но вместе с радостью и успокоением, дарованными осенью, Глеб Сиверов всегда ощущал страшную усталость, словно река времени намывала понемногу невидимый песок и этот песок тяжелым грузом ложился на плечи сильного человека.
"Да, я ужасно устал за все эти годы, – говорил себе Глеб, глядя на прозрачное небо и замершие в нем, несмотря на пронзительный ветер, белые облака. – Так устал, словно прожил на земле уже тысячу лет. Вообще лучше обо всем этом не думать, не рассуждать, потому что от подобных мыслей на душе делается пустынно, как в квартире, из которой старые жильцы вынесли всю мебель, а новые еще ничего не нажили. Странное дело, – говорил себе Глеб, – я столько раз спасал людей и столько раз видел их благодарные взгляды, что даже тяжело перечесть всех и вспомнить их лица. Можно подумать – это приносит удовлетворение и душевное равновесие. Но в то же время для того, чтобы увидеть благодарный взгляд, услышать дружеские слова, мне приходилось убивать, лишать жизни других людей, вот и их взгляды запомнятся навечно. Но я должен был это делать. Если бы не я, то они наверняка расправились бы со мной, с другими, их смерти спасли сотни, а то и тысячи жизней. Я защищался, хоть и нападал на них первым, иначе бы они уничтожили меня, стерли бы с лица земли, как уже стирали других – менее решительных, чем я. И я не мог бы видеть над собой это высокое осеннее небо, эти легкие облака и золотистую листву, которая падает, кружится и ложится у моих ног.