– Здорово, сталкер! – приветствовал лодочника один из вновь прибывших.
– Здоровеньки булы, – с ярко выраженным украинским акцентом откликнулся «сталкер», поочередно пожимая всем троим руки.
Ладонь у него была твердая, как доска, и шершавая от ороговевших мозолей. Прикасаясь к ней, гостям из более благополучных регионов было трудно отделаться от мысли, что вместе с микробами, которыми люди привычно обмениваются при рукопожатии, они получают еще и дозу радиоактивного облучения, размеры которой напрямую зависят от того, где побывал, чем занимался и что употреблял в пищу собеседник накануне встречи. Здесь, на окраине Припятского радиационного заповедника, возможность обзавестись лучевой болезнью приходилось учитывать наряду со множеством других, столь же неприятных возможностей. Но кто не рискует, тот не выигрывает, да и радиационный черт на поверку оказался не так страшен, как его малевали в свое время – разумеется, если соблюдать осторожность и не дразнить его, суясь туда, куда лучше не соваться.
– Как добрались? – поинтересовался «сталкер».
Он был невысокий, худой и жилистый, со смуглой кожей и густой смоляной шевелюрой – одним словом, цыгановатый. Когда он говорил или улыбался (что случалось достаточно редко), во рту у него вспыхивал неуместно ярким блеском любовно отполированной нержавеющей стали впечатляющий набор железных зубов. Обручального кольца он не носил, зато в вырезе надетой на голое тело камуфляжной куртки поблескивал золотой православный крест на цепочке того же металла. На поясе, оттягивая его книзу, болтался устрашающего вида саперный тесак в исцарапанных ножнах, с которым соседствовали три подсумка с обоймами для карабина – проверенной временем, архаичной, но безотказной укороченной версии трехлинейной винтовки Мосина.
– Как по стиральной доске, – проворчал один из тех троих, что приехали в «уазике» – крупный, рыжеватый, вислоплечий мужик с длинными руками, которые оканчивались внушительными костлявыми кулачищами. – У меня от этой тряски мозги в яичницу-болтунью превратились.
– Это не от тряски, – с ухмылкой возразил его коренастый попутчик, расправляя согнутым указательным пальцем густые прокуренные усы. – Они у тебя от рождения такие.
– Плюс десять лет занятий боксом, – добавил третий – жгучий брюнет с фигурой пляжного атлета, буквально распиравшей изнутри камуфляжную обмундировку. – Даже профессор философии дебилом станет, если ему десять лет подряд в бубен стучать.
– Да, – с серьезным видом кивнул рыжеватый и выразительно похрустел суставами пальцев, – насчет бокса – это ты правильно подметил. Главное, вовремя. Поди-ка, чего скажу!
– Сейчас, – предусмотрительно отступая на шаг, пообещал брюнет, – только галоши надену. А то я без них плоховато слышу.
– Хорош порожняк гонять, – прервал всеобщее веселье лодочник. – Нам еще десять верст вверх по течению чапать, а у наших мужиков смена через три часа кончается.
– И то правда, – сказал усатый. – Делу время – потехе час.
Брюнет уже возился у заднего борта машины, одну за другой отшпиливая застежки тента. Забросив пропыленный насквозь полог на крышу, он окинул железный борт и со скрежетом выдвинул из кузова плоский деревянный ящик, окрашенный в милый сердцу кадрового военнослужащего цвет хаки. Усатый подхватил ящик с другой стороны, и, почти по щиколотки увязая в сыром песке, они вдвоем перенесли нелегкую ношу в лодку. «Сталкер» в паре с рыжеватым погрузили второй ящик. Пристроив его рядом с первым на прикрывающей дюралевое дно моторки мокрой деревянной решетке, лодочник поочередно освободил защелки, приподнял крышку и заглянул внутрь. Там, прикрытые полупрозрачным полиэтиленом, отсвечивали вороненым металлом плотно, один к одному, уложенные рядком автоматы Калашникова. Снаряженные магазины, по два на каждый ствол, штык-ножи и подствольные гранатометы обнаружились во втором ящике.