Дома Хасан занимался картами катакомб и подключил к занятию младшего брата. Шин не питал любовь к подземным тоннелям и исследовал только поверхность, но таинственные коридоры глубоко под столицей его завлекли. Позже они заметили, что нелогичные повороты, тупики и непредсказуемо расставленные колонны и стены имели под собой весомое основание. То, что внизу нам казалось непонятным, на поверхности стало очевидным. Смотря на карты, я видел неизвестные мне ранее символы, под сводами которых мы бродили не один час. Первые три коридора мы обошли вдоль и поперек, из них сложился один полноценный символ, откуда пошли только кусочки знаков, так как дальше мы шли моим путем.
Меня также заинтересовало происхождение катакомб, и я обратился как к историческим источникам, так и к бывалым диггерам, облазавших мир намного раньше меня. Книги по истории мне ничего не дали, городские легенды твердили о бесконечных древних лабиринтах, в которых обитает сама Смерть. Мой старый знакомый Торнтон, располневший после свадьбы с не очень симпатичной на лицо дамочкой истеричного характера, поведал мне о догадках. Мы не первые, кто открыл существование катакомб, до нас были и другие диггеры, рвущиеся разгадать тайну под Авеоной. Группа Торнтона находилась в их числе, однако сам Торнтон предпочитал помалкивать об этом опыте и говорил не всегда внятно, пугался и выглядел встревоженным. Он показал мне внушительную часть карты северных катакомб, на которые они наткнулись, находясь за пределами столицы. Вероятно, подземные лабиринты простирались далеко за пределы Авеоны, и Торнтон утверждал, что символы имеют демоническую природу, не иначе. Продолжив исследования уже в самой столице, он потерял троих диггеров. Двое бесследно исчезли без какого-либо повода, от них на секунду отвернулись, а потом их не оказалось на месте. Ни крика, ни шороха, ни следов. Они просто испарились, и Торнтон потратил немало времени, чтобы их найти. Третий из его группы уже через час нахождения под землей начал бредить и утверждал, будто слышит голос давно погибшей сестры. Он отделился от группы незаметно, видимо, решив последовать за голосом, и пропал точно так же, как остальные. Выслушав Торнтона, я поблагодарил Бога, что сумел удержать в узде пыл Хасана и не потерял никого из группы. Признать, меня пробирала дрожь от ужаса перед неведомой целью подземных лабиринтов и, как ни странно, от азарта и желания с головой погрузиться в изучение катакомб.
Раньше я мог назвать себя здравомыслящим человеком, но последующие три дня на поверхности сделались для меня и Хасана совершенно невыносимыми. Мы по кусочкам собрали часть карты, позаимствовав у тех, кому посчастливилось спуститься, но нам оказалось недостаточно того, чего мы имели на руках — необъяснимое даже сейчас желание захватило и мой разум тоже. Еще через неделю я вновь собрал группу и, лишенный всякого страха подобно душевнобольному, спустился в катакомбы снова, на этот раз держа наготове дробовик. Торнтон дал дельный совет: без оружия туда лучше не соваться, но вот поможет ли оно остановить те силы, что там обитают — неизвестно.
Так началось наше падение. День за днем мы вновь и вновь возвращались в дьявольские лабиринты, более тщательно составляя подробную карту катакомб. Я жаждал понять целостную картину того ужаса, что молчаливо скрывала в своих недрах столица, Хасан хотел этого не меньше меня. Порой наше рвение пугало нас самих — я видел в глазах сына проблески испуга, но мы оба продолжали идти подобно заговоренным марионеткам, не в силах остановиться. Карта постепенно заполнялась, мы все чаще начали сталкиваться с необъяснимыми вещами, и порой страх сковывал всю группу. Из тех коридоров, откуда больше всего разило серой, иногда слышались шаги, рычание и даже клокочущие смешки. Тогда перепуганная до смерти Кэми начинала молиться, и силы, оскорбленные священными словами молитвы в проклятом месте, покидали коридоры. Сейчас, после всего случившегося, я понимаю — мы каждый день находились на волоске от смерти, и только молитва Кэми спасала наши шкуры.
День, когда мой сын погиб я не забуду даже после смерти. Мы как всегда обходили катакомбы, но именно в тот день я чувствовал себя странно. Мне то и дело слышались едва уловимые шепотки, доносящиеся то из одного коридора, то из другого. С удивлением заметив особенность, я поделился ею с группой, но никто, кроме меня подобного не слышал. И чем больше времени проходило, тем отчетливее я начинал разбирать интонацию, звуки, а затем целые слова. В один момент голос покойной жены, прозвучавший над моим ухом, заставил схватиться от страха за дробовик.