В тот вечер я последний раз видел Торнтона живым. После больницы он зарезал жену и загремел в психушку, где дичайшим образом выгрыз себе вены спустя несколько дней. Те немногие археологи и боевики, чудом уцелевшие во время экспедиции, сами помутились рассудком и постоянно твердили о бесконечных царственных залах, простирающихся на многие километры, о пустующих огромных коридорах, колонны которых терялись во тьме над головами, о невидимых тварях, утащивших членов экспедиции одного за другим. Они упомянули и военных, стреляющих в пустое пространство, от чего то начинало дрожать и издавать вой. Никто из них не видел чудовищ. Более того, никто не встретил тела моего сына.
Меня же военные держали под зорким надзором в течение нескольких месяцев. Поначалу я противился их инъекциям и затевал драку, но впоследствии Шин признался — это он указал им, где находится яма и попросил о помощи, а сейчас они насильно лечили меня от токсина, въевшимся в мой организм с быстротой, присущей вирусу. «Слепой токсин» — так называл яд мужчина по имени Николас, каждое утро и вечер приезжавший к нам домой для инъекции и записи результатов. Мысли о катакомбах не хотели уходить из моей головы, но со временем их стало возникать гораздо меньше, лунатизм прекратился во всяком своем проявлении, а маниакальная тяга к подземным лабиринтам сменилась скорбным отвращением. В один день я осознал, что больше никогда в жизни не сунусь под землю всеми мне известными ходами.
Последним вечером, когда Николас провозгласил меня полностью здоровым, я поинтересовался, почему он зовет токсин слепым, на что медик ответил коротко и вполне внятно: он вызывает галлюцинации, скрывающие истинную реальность. Напоследок медик посоветовал пользоваться противогазом, а еще лучше никогда более не спускаться под столицу и обзавестись оружием — на поверхности не менее опасно.
С тех пор утекло много времени, мой расшатанный рассудок пришел в относительную норму. Я покончил с диггерством и проводил свободное от работы время за чтением исторических книг и археологических исследований. Ни в одной из них не было даже намека на существование катакомб под Авеоной, да и не искал их я вовсе, без всякого умысла расширяя кругозор историей других стран.
Однако одно обстоятельство оставалось по-прежнему неизменным, я с содроганием вспоминал те дни, когда мы, одурманенные ядовитым токсином, витающим в воздухе подземных лабиринтов, яростно исследовали каждый сантиметр катакомб, ступая в миллиметрах от притаившихся реальных чудовищ, коих мне так и не посчастливилось лицезреть. Из-за галлюцинаций я не видел надвигающуюся стаю, но голос, прозвучавший тогда, казался вполне реальным. Черт подери, я уверен, что это был не обман! В считанных секундах от смерти меня откинуло такое же незримое существо, как все вокруг окружающие меня до этого. Военные появились гораздо позже, и я клянусь — я слышал голос Хасана.
Я слышал голос моего мальчика.
Конец