За неделю до появления в редакции Шнапсте Рома с Андреем получили редакционное задание. Институт рыбного хозяйства Латвии запатентовал новое изобретение: эксперименты показали, что при инъекциях гормона гонадотропин самки лосося активнее мечут икру. На ассортименте рижских гастрономов открытие не отразилось. Народ и кошки налегали на кильку и хек. По четвергам столовые теряли клиентуру – четверг был рыбным днем. С ужасающим амбре и гастроэнтерологическими последствиями. Марьину с Хузиным поручили съездить в НИИ и донести до читателей о достижениях латвийских рыбопромышленников.
В помещениях института пахло хлоркой и рыбой. На стеллажах покоились разнокалиберные колбы с заспиртованными карасями, плотвой, лососем и другими обитателями водоемов. Две женщины неопределенных лет в белых халатах сутулились над микроскопами, портя зрение и усугубляя остеохондроз. Пучеглазый седой латыш, смахивающий на хворого филина, вел рассказ о жизни костных и хрящевых. По его логике, без советской власти чешуйчатые бы давно вымерли. Думал он, естественно, по-другому. Хузин задавал вопросы с намеками. Сколько тонн лососевого мяса выуживают в питомниках? Сколько красной икры в среднем потребляет житель Латвии за год? Специалист опытов над хордовыми делал вид, что не слышит. Прозвучи вопрос о количестве хека на душу населения, ответ последовал бы незамедлительно. Расчет получить в подарок пару баночек икры не оправдался. Марьин впал в легкое расстройство. На фабрике «Лайма» их задаривали конфетами и марципанами. Завод «Страуме» презентовал кофемолки, миксер и «Мешок смеха». С ликеро-водочного журналистов торжественно выносили. Труженицы колхозов и совхозов безропотно и страстно отдавались. У Андрея был даже секс в коровнике. Но Институт рыбного хозяйства на них пошло сэкономил.
Однако без подарка друзья не остались. Закончив рассказ, научный сотрудник с улыбкой презентовал гостям пробирку с гонадотропином – жидкостью охристого цвета. На выходе из учреждения Хузин запел:
– Оранжевое солнце, оранжевое небо и в жопу лососихе оранжевый укол. Скупердяи!
– Да… еще то жлобье, – возмутился Андрей. – Могли бы авангард журналистики и порадовать. Опять кильку под «беленькую» жрать придется.
– Главное, Андрюха, что мы еще сами до «беленькой» не ужрались. А то скакали бы по редакции, как Сашка Брылин, и орали, что Анжела и Господь искололи вилками всю спину.
– Кстати… А кто такая Анжела?
– Собака его. Карликовый пинчер.
Рижское «Динамо» завершало сезон товарищеской игрой. Лишние билеты на матчи команды начинали спрашивать еще у «Детского мира», за целую остановку от ледовой арены. Люди со связями доставали абонементы на целый сезон. Те, у кого были знакомые хоккеисты, разживались контрамарками. Куда пропадали остальные квитки на сидячие места, иногда было загадкой даже для спекулянтов. В кассах можно было купить только корешки на галерку. Рома водил дружбу с нападающим динамовцев Мишей Абалмасовым и проблем с посещением матчей не испытывал. Походы на игру для многих болельщиков стали ритуалом. В перерывы из дворца выбегали толпы мужчин и неслись к бару «Видземе», который прозвали «мышеловкой» за огромный брандмауэр над входом в заведение. На нем была изображена деревянная мышеловка, прихлопнувшая пачку «Примы», снизу на латышском и русском Минздрав предупреждал о вреде курения. Для барменов и официантов дни большого хоккея были самыми урожайными. Напоить за 15 минут целую ораву болельщиков обслуге было не под силу, но выход нашелся. На длинной стойке в несколько этажей выстраивались подносы с «отверткой» и «кровавой Мэри». Скорость обслуживания возросла в разы. Некоторые за перерыв успевали опустошить по три стакана с коктейлями. Все было основано на честности клиентуры.
После первой двадцатиминутки рижане вели 2:0. В «мышеловке» было шумно и накурено. Рома встретил бывшего одноклассника, Зимина, по кличке Юра Данхил. Бросив университет, Юрий подался в фарцовщики. Специализировался он на сигаретах и шмотье.
– Что такой грустный, Юрок?
– С партией джинсов попал. Все труды за долгие месяцы попросту сгорели.
– И как ты с твоим опытом умудрился?
– Да Алик, портной, подставил, сучара. Мне барыга из Пскова заказал сто пар «Монтаны» оригинальной. А у Алика, сам же знаешь, – и материал из Голландии мореманы прут, и фурнитура классная на ВЭФе клепается. Тот же оригинал, но местного пошива. Не курил бы он еще «план», как простые сигареты…
– Девки у него строчат отменные, я слышал.
– Ага. Вот и дострочились. Взял я у него джинсу, рассчитался. Приехал этот скобарь за товаром. Начал проверять. Все отлично! И молнии, и заклепки, и лэйблы. И вдруг видит, бл. дь, на одной паре карманы совершенно разные. На левом монтановская «М» выстрочена, а на правом – вранглеровское дабл ю.
– Сказал бы, что заводской брак.
– Я так и сказал. Но когда он увидел нашивку «Вранглер» с двумя «М» на карманах…
– Так пусть Алик перешьет, и отдашь в розницу у «часов мира».
– Уже не отдам. Слава Ковин забрал штаны на реализацию. А через два дня забрали Славу. С джинсами, проституткой Ларой и ящиком сигарет. Сигареты были тоже мои. Итого, у меня восемь тысяч семьсот рублей чистого убытка. Главное теперь, чтобы Славик молчал.
– Да будет молчать твой Славик. Чтобы группу не пришили. Юрка, слушай. А ты вот как думаешь? Есть в нашей державе препараты, увеличивающие размер полового члена?
– Тебе-то зачем? Недавно с Юлькой Брандт и Оксанкой Лемешевей разврат устроили. Ох и нахваливали они тебя, Ромыч. Говорят, вот это конь! Вот это мустанг-иноходец!
– А с чего это их на приятные воспоминания потянуло?
– У меня на журнальном столике газета лежала с твоей статьей. Я и говорю, мол, вот он! Дружбан мой. Известным и уважаемым человеком стал.
– Понятно. Эти две голубки, значит, по-прежнему дуэтом гарцуют. А потом хнычут, что их замуж никто не берет. Юр, так есть препараты, о которых я спрашивал?
– За бугром, наверное, есть. Может, и партийным «шишкам» нашим тоже «шишки» увеличивают. Но я про такие лекарства не слыхал. Конский возбудитель могу достать, если что.
– Этого счастья мне пока не надо. Юрка, пошустри по своим. Телефон мой есть.
Шнапсте позвонил в четверть первого. Рома исполненным важности голосом сообщил Гвидо, что того с нетерпением ждут. Официанта он решил удивить с порога. Подойдя к шкафу, медленно открыл дверцы. Подобно факиру, подмигнул Гвидо. На ладони, словно магический жезл, заблистала пробирка. Содержимое стекляшки было цвета светлой охры.
– Вот оно – спасение! Топливо для полета в космос плотских утех! Зависть Эмиля Кио и знахарей-шарлатанов. Заряд для извлечения алмазов из глубоких карьеров желания! – сыпал метафорами Рома. – И это не изобретение западных эскулапов, нет! Новейшая разработка советских врачей. Эффект сумасшедший! Даже бездушная линейка порадуется столь значимым изменениям. А если линейка для младших классов, то ее может и вовсе не хватить. Препарат «Барадализон-7», дружище Гвидо. Прорыв вселенской медицины! Возможно, авторов выдвинут на одну из премий в области советской науки. Применяется внутримышечно. То есть посредством обыкновенных уколов. Ощутимый результат уже через месяц.
Марьин почувствовал, что после услышанного сердце гостя стало биться учащенней.
– Фантастика! Я же говорил! – возрадовался Шнапсте. – Говорил, что наши ученые намного сильнее своих коллег из стран Запада. А ощутимый результат – это примерно сколько?
– Ну… Сантиметров пять как минимум. А это много, Гвидо. Поверьте, очень и очень много. Взгляните сами, – Хузин показал на рисках линейки. – Но все зависит от особенностей человеческого организма. А также от питания, соблюдения режима и духовного состояния. Андрюш, на сколько делений твой прибор вытянулся?
– Четыре сантиметра и два миллиметра, – сквозь зубы процедил Андрей. – Но я уже давно не измерял.
Реклама заставила Шнапсте возбудиться еще больше: