— Да, совсем не те слова об этом рае мы привыкли слышать в Европе.
— Конечно, и хотите знать почему? Потому что представления полинезийцев о любви там понимают совсем неверно. В Европе принято считать, что влечение мужчины и женщины друг к другу вызвано романтическими причинами. Любовь — это, мол, сверхъестественная сила, священный дух брачного союза, и, если она исчезает, у супругов появляется моральное право разойтись. Любовь в полинезийском языке обозначается словом here, что значит соединять или совокупляться. Разумеется, миссионеры старались избегать этого слова, переводя любовь как aloha, что означает всего-навсего симпатия или сочувствие. Одна неточность порождала другую. Когда же они убедились, что «симпатия» не покрывает понятия «любовь», то ввели в употребление слово сердце, стремясь символизировать романтическую любовь в европейском понимании этого слова. И снова ошиблись, поскольку таитяне не связывают с сердцем свои чувства.
— Все это так, мистер Брук. Но как же в таком случае молодая красивая таитянка говорит: я тебя люблю?
— Ну, вы опять выражаетесь по-европейски, сударь! Под словом «красивая» вы подразумеваете, что она морально безупречна, не так ли?
— Я имею в виду, что она не принадлежит любому.
— В Полинезии молодые женщины принадлежат всем, если только они красивы! Они считают противным природе, если встреча наедине с молодым привлекательным мужчиной не закончится близостью — любое воздержание от этого для них было бы столь же непонятно, как если бы после недельных страданий от жажды мы по «моральным» или «романтическим» соображениям отказались от стакана ледяной воды, который нам протянули. Вот почему понятие «я тебя люблю» она выражает как «я хочу твоей близости». Я готов признать, что это приводит к опошлению половой жизни, но вместе с тем не имеет ничего общего с моралью, как ее понимают полинезийцы. Впрочем, предлагаю спуститься на берег и посмотреть, как живут здесь, в Южных морях.
Питер Брук поднимает судовой фонарь и размахивает им над головой:
— С тех тор как люди с «Баунти» попали на эти острова, такой вот сигнал фонарем означал, что скоро прибудут гости, которым после утомительного плавания хочется танцев и веселья, удовольствий на берегу. Из каждого домика в бухте хорошо видели «Мейлис» и ждали этого сигнала. Скоро все будет готово к празднику…
Пока на берегу идут приготовления к встрече, а матросы возятся с яликом, пытаясь запустить мотор, нам кажется уместным достоверно, без всяких романтических наслоений, поведать о причинах восстания на «Баунти».
Английский первооткрыватель капитан Кук, позднее убитый туземцами на Гавайях, отправился в Южные моря, в те времена столь же далекие от Европы, как, например, в наши дни космос далек от Земли. Среди участников экспедиции был шведский ботаник Даниель Соландер. На только что открытом острове Таити Соландер обнаружил хлебное дерево, которое он и другие естествоиспытатели описали как один из величайших божьих даров: двух-трех хлебных деревьев достаточно, чтобы на целый год обеспечить таитянина пропитанием в виде кислой кашицеобразной массы (Fig_2.jpg).
Открытие шведского ботаника весьма заинтересовало английское правительство. Разведение сахарного тростника в вест-индских колониях шло полным ходом, и, хотя ежегодно туда перевозили тысячи негров из Западной Африки, рабочей силы постоянно не хватало; к тому же возникла проблема, как прокормить все возрастающее число рабов, доставляемых на берега Карибского моря. Сэр Джозеф Бэнкс, историк и естествоиспытатель из Лондонского научного общества, ознакомился с петицией плантаторов Вест-Индии, в которой они выражали готовность взять на себя необходимые расходы, если будет организована экспедиция по доставке им саженцев хлебного дерева. В то время на это чудо-дерево ученые возлагали не меньше надежд, чем в наши дни возлагается на атомную энергию. Их оптимизм легко понять, если вспомнить, что как раз в те годы картофель стал приобретать значение важнейшего полезного растения в Европе, что кофе и какао стали общедоступным продуктом, а пар вскоре будет принят на вооружение английской промышленностью. Поэтому сэр Джозеф Бэнкс разработал план, по которому Научное общество совместно с английским адмиралтейством обязалось снарядить корабль на только что открытый остров Таити и доставить оттуда саженцы хлебного дерева, которые предстояло высадить на вест-индских плантациях и тем самым решить проблему дешевого питания для рабов. По ориентировочным подсчетам, семью раба удалось бы таким путем прокормить на один фартинг (примерно 2 эре) в день, а так как никакого денежного вознаграждения за свой труд рабы не получали, следует признать, что речь шла о поистине дешевой рабочей силе.
Адмиралтейство поддержало идею Бэнкса. Было найдено подходящее судно водоизмещением 215 тонн, часть его трюмов переоборудовали под оранжерею, а в каютах на корме соорудили специальные полки для размещения сотен горшочков с саженцами, так что капитану судна предстояло спать в своего рода зимнем саду. Судно назвали «Баунти» («Щедрость») — это был, видимо, реверанс в сторону короля Георга III за его денежную помощь в снаряжении экспедиции. Чтобы обеспечить полный успех начинания, наняли самых хороших офицеров и садовников, каких только могли найти. Правда, адмиралтейство оказалось не столь щедрым и открыло только одну офицерскую должность, к тому же лишь в звании лейтенанта — им оказался Уильям Блай. Следует, однако, подчеркнуть, что более подходящего человека трудно было найти, ибо вновь назначенный 34-летний капитан имел богатый опыт плавания в Южных морях: участвуя в третьей экспедиции Джеймса Кука, он показал себя способным и умелым навигатором. Уильям Блай, уроженец Корнуолла, был валлийцем, и в его поведении было очень много национальных черт; так, в отличие от англичан, он имел обыкновение бурно жестикулировать, а когда приходил в ярость, то изрыгал самые сильные ругательства. Но по тогдашним меркам это был офицер вполне образованный, умевший уберечь команду своих судов от цинги и к тому же исповедующий определенные «современные» идеи. Сегодня эти идеи вызывают у нас лишь усмешку, но офицеры того времени их, несомненно, ценили. Так, например, во время плавания в открытом море он заставлял команду ежедневно по три часа кряду танцевать друг с другом, дабы обеспечить людям столь необходимое движение.
Лишь несколько человек из числа 46 членов команды, отправившейся из Англии на «Баунти», нанялись на судно добровольно: достаточно вспомнить, что 32 человека дезертировали, пока «Баунти» дожидался попутного ветра в английских водах. Александр МакКи, английский историк флота, приводит интересные сведения о повседневной жизни британских моряков в ту эпоху. Чтобы правильно понять восторженное отношение команды «Баунти», да и других моряков к местным женщинам и к жизни на острове Таити вообще, уместно напомнить некоторые данные, которые приводит МакКи. В 1802 году Англия с ее немногочисленным тогда населением (около 10 миллионов человек) содержала мощный флот; число матросов и офицеров составляло 129 тысяч человек (160 лет спустя население Англии достигло 50 миллионов человек, между тем флот не был уже столь многочисленным). И все-таки личного состава в те времена не хватало.