- Я не хочу тебя убивать, Энмор Кровеглазый, - хрипло сказал Рогриан. – Останови мне кровь, и я тебя отпущу.
Краем глаза Энмор заметил что-то серое и пушистое. Висельник всё-таки не послушался и побежал за ним. До чего вредный кот: когда нужен, его не дозовёшься, а когда хочешь его прогнать, не уходит. Кот яростно зашипел, кинулся на Рогриана, вцепившись зубами и когтями ему в сапог, но тут же напоролся на шпору и отскочил в сторону, жалобно мяукая. Рогриан на секунду отвлёкся, отвёл взгляд, и Энмор тут же оттолкнул его от себя. Мужчина потерял равновесие, схватился за стену, чтобы не упасть, но окровавленная рука соскользнула, и он сполз на мостовую.
- Висельник! – крикнул Энмор, оглядываясь по сторонам. – Иди сюда. Где больно?
Он подхватил кота на руки, провёл ладонью по животу и шее – крови не было, шпора не пробила густую шерсть. Кот снова мяукнул и от избытка чувств цапнул Энмора за палец.
Где-то в соседнем переулке застучали шаги, забренчало оружие, кто-то крикнул:
- Это Стамори! Он мёртв!
- Тейнис, проверь тот двор!
- О нет, только не Тейнис, - пробормотал Энмор.
Двое мушкетёров, толкая друг друга, забежали во двор и остановились, потрясённо глядя на мёртвых товарищей. Один из мушкетёров, кудрявый, с миндалевидными зелёными глазами, посмотрел на Энмора, изумлённо приоткрыв рот.
- Здравствуй, Френнан, - проговорил Энмор. – Как сестрёнка?
Ещё четверо мушкетёров с оружием наголо вбежали во двор. Пока двое перевязывали сомлевшего от потери крови Рогриана, а остальные мрачно рассматривали мёртвые тела и тихо переговаривались между собой, Френнан Тейнис всё продолжал переводить взгляд с окровавленной шпаги в руке Рогриана на царапину на шее Энмора. Наверняка при встрече с Анорией будет соловьём заливаться о том, как он спас её давнего дружка, с досадой подумал Энмор. Похоже, сегодня ему не удастся попасть на Открытую Трибуну.
… Отогар выбрал себе место на галерее, окружавшей прямоугольный внутренний двор тюремного замка. Там, где он стоял, тень была достаточно густой, чтобы скрыть его массивный силуэт, а вид открывался отличный. Ему был виден весь небольшой двор, вымощенный серыми гранитными плитами, такой же серый камень высоких глухих стен. Солнце уже поднялось высоко, его чистые, по-осеннему прозрачные и бледные лучи заливали всё пространство двора, но оно всё равно казалось тёмным и сумрачным.
У дверей тюрьмы навытяжку стояли двадцать мушкетёров, перед ними неподвижно застыл Корвилл. Полы плаща свободно откинуты назад, камзол пересекает сиреневая лента – пока всего одна, но совсем скоро их станет две, они крест-накрест пересекут его грудь, и на их перекрестье засверкает серебряная капитанская звезда. И никто, за исключением нескольких человек, не будет знать, что эта звезда заработана усилиями двух обезумевших от страсти женщин, слезами одной и кровью другой. Но эти несколько человек будут молчать.
Ворота отворились, и Отогар отступил чуть дальше в тень, но его горящие глаза не отрывались от группы людей, зашедших внутрь. Полдюжины мушкетёров окружили Рогриана – бледного, без шпаги, с левой рукой, висящей на перевязи, но гордо выпрямившегося, с безумным отчаянным взглядом, по которому сразу было ясно: ему уже всё равно, что его ждёт, у него больше нет надежды. Только Отогар может подарить ему новую надежду, и он подарит, но попозже. Чуть-чуть попозже. Игру нужно довести до конца. Ещё одно лицо мелькнуло среди красно-чёрных плащей, и Отогар вцепился в перила так, что заболели пальцы. Проклятье… что он здесь делает?
- Ваше благородие, - молодой зеленоглазый мушкетёр шагнул вперёд, - рядовой Ги Ванлай оказал сопротивление при аресте. Убиты трое наших людей.
- Где их тела? – спросил Корвилл. Голос его был, как и полагается, спокоен и суров, но в нём сквозил подавленный гнев. Отогар справился с собой и слегка улыбнулся: хорошо играет. Как будто бы не выбрал для ареста Рогриана именно этих людей, как будто не был готов пожертвовать их жизнями, как будто не видел своими глазами, как Отогар достаёт из кармана волшебное зеркало и ищет, где именно в городе скрывается его телохранитель.
- Их унесли в казарму. Мы не успели сообщить их родным.
- Я сам сообщу. Что ещё, Тейнис?
- Мы привели с собой свидетеля, волшебника Гильдии, магистра Энмора Кровеглазого.
- Здравствуйте, магистр, - ровным голосом произнёс Корвилл, никак не выдав, что вообще-то совершенно не рад видеть Энмора, особенно после вчерашнего. – Не могу сказать вам «добрый день», ибо это печальный день для меня и моих людей, особенно для этого несчастного.
Он шагнул вперёд, к Рогриану, слегка разведя руки, точно для объятий – мудрый офицер, огорчённый изменой подчинённого, строгий, но справедливый. Все эти мушкетёры – юные, восемнадцатилетние, и взрослые, на пять или десять лет старше своего командира – смотрели на него с восхищением, с гордостью. Все, кроме Рогриана. Он смотрел на Корвилла с холодной ненавистью, уже не пытаясь узнать в этом чужом надменном лице своего давнего товарища, с которым они вместе убегали из плена. Энмор, стоявший среди мушкетёров, видел этот взгляд, и ему было не по себе. Что-то здесь не так. Что-то здесь совсем не так…
- Зачем вы убили своих сослуживцев, Ги Ванлай? – голос Корвилла звучал спокойно, всё с тем же сдержанным гневом и горечью. Рогриан высоко поднял голову:
- Я не хотел отдавать свою шпагу.
- Но в конце концов вам пришлось отдать её, - Корвилл не глядя протянул руку в сторону, и Френнан Тейнис, разрумянившийся от волнения, вложил в неё эфес окровавленной шпаги. – Трактирщица и её слуга – одно дело, Ги Ванлай, ваши благородные сослуживцы – совсем другое. На вашей совести уже пять смертей.
- Я солдат, лейтенант, - отозвался Рогриан, отчётливо и громко произнеся последнее слово. – На моей совести гораздо больше, чем пять смертей. И совсем скоро прибавится ещё одна. Ваши люди отобрали у меня перчатки, поэтому я скажу прямо: у меня есть к вам дело, не терпящее отлагательств. Отдайте мне мою шпагу, и решим всё прямо здесь, или там, где вам будет угодно, главное – поскорее.
- Вы не потрудитесь назвать причину дуэли? – холодно спросил Корвилл.
- Она вам известна, лейтенант, - с ненавистью ответил Рогриан.
Корвилл слегка сощурился, сжимая шпагу Рогриана, слегка взвешивая её в руке:
- Вы ставите меня в неловкое и оскорбительное положение, рядовой. Вы знаете, что я обязан следить, чтобы в моей роте не было дуэлей, и при этом пытаетесь вызвать меня на дуэль. При этом вы ранены и потеряли много крови. Одержу я победу или потерплю поражение – для меня это станет одинаковым бесчестьем. Но я не поддамся на вашу провокацию. Я поступлю так, как мне велит мой долг офицера.
Он поднял окровавленную шпагу над головой Рогриана, перехватил клинок левой рукой, и сломал его одним движением. Потом бросил сломанную шпагу под ноги. Металл звякнул о камень, и наступила тишина.
- Рядовой Рогриан Ги Ванлай! – прогремел в тишине голос Корвилла. – Вы обвиняетесь в измене, нарушении присяги и убийстве! С сегодняшнего дня вы уволены из роты мушкетёров города Тирля! Вашу участь решит суд! Увести его! Магистр Энмор Кровеглазый, прошу вас позаботиться об арестованном. Окажите ему медицинскую помощь!
- Да, конечно, - отозвался Энмор необычно тихим голосом.
Двое мушкетёров взяли Рогриана под руки. Он не сопротивлялся – не было сил, да и смысла тоже. Он не позволил ни одному мускулу дрогнуть на своём лице. Всю дорогу, пока его вели через двор и потом, по освещённому факелами коридору, он держал голову высоко поднятой и смотрел прямо перед собой. Но с глазами что-то было не так – всё вокруг рябило и расплывалось, и виделось сквозь какое-то горящее кольцо, а потом и вовсе начало темнеть…