Отогар терпеливо дождался, пока Корвилл отдаст прочие распоряжения и поднимется на галерею. Они обменялись сдержанными поклонами, потом Корвилл подошёл вплотную к Отогару и тихо сказал:
- Сегодня после заката я задержу смену караула на десять минут. Если он не успеет, его повесят за измену.
- О, этого времени более чем достаточно, - улыбнулся Отогар. Он всё ещё внутренне кипел от ярости – чёрт бы побрал этого проныру Энмора Кровеглазого! – но не стал выговаривать Корвиллу за то, что оставил Рогриана наедине с учеником Иола. В конце концов, Корвилл ничего не знает об их вражде, да ему и не нужно знать. Он ещё раз пристально взглянул на Корвилла, прежде чем тихо произнести:
- Удачи, капитан.
- Удачи, магистр, - Корвилл слегка поклонился, не опустив головы и не отрывая взгляда от глаз Отогара, потом развернулся и ушёл. А Отогар открыл дверь и углубился в тёмные тюремные коридоры.
Факелы отбрасывали на стены дрожащие пятна света, тень Отогара, попадая в эти отсветы, то удлинялась, становясь огромной, как у великана, то совсем пропадала. Ему не пришлось далеко идти – Корвилл держал своё слово, приказал запереть Рогриана недалеко от выхода. Отогар подошёл к нужной двери, отпер её ключом – об этом он тоже заранее договорился с Корвиллом.
Рогриан вытянулся на тюремной койке, погружённый в глубокий сон. Энмор, до этого склонившийся над ним, медленно выпрямился, увидев Отогара, и отступил к стене. Свет факела отражался в его красных глазах, которые не отрываясь смотрели на Отогара.
- Я всё знаю, - глухо сказал он. Отогар молча притворил за собой дверь.
- Что ты знаешь?
- Он бредил, - тихо сказал Энмор. – Он хотел бы, чтобы всё осталось в тайне, но он бредил, и всё рассказал.
Он на секунду закусил губу, не отрывая взгляда от Отогара. Его правая рука легла на рукоятку кинжала. Пальцы слегка дрожали. И правильно дрожали – знает, гадёныш, что Отогар может заставить его вогнать этот кинжал в собственную глотку, и для этого ему понадобится лишь глазом моргнуть.
- В городе заговор, - проговорил Энмор. – Лейтенант замешан в нём, и вы тоже.
- Ты меня раскрыл, - усмехнулся Отогар и шутливо приподнял руки. – И что ты намерен делать?
- Не знаю, - пальцы Энмора сжались вокруг кинжала.
- Я так и думал. Знаешь, Энмор, у тебя есть редкий талант оказываться не в том месте не в то время. Ну почему тебе не сиделось в Старых Клыках? Картошка сама себя не выкопает, знаешь ли. Нет – лезешь в политику. Государство на грани войны из-за того, что твой учитель отправил тебя помогать тому бастарду, а тебе всё неймётся…
- Хватит болтать! – Энмор резко мотнул головой. – Уйдите с дороги!
Отогар почувствовал себя так, словно его ударили по голове. Череп пронзила боль, перед глазами потемнело. Он слегка покачнулся, но устоял, улыбка исчезла с его губ, глаза наполнились яростью. Силён, паршивец! Тогда, в сентябре, во время их предыдущей встречи, в нём не было такой силы… откуда это? Неважно: всё равно ему не сравниться с Отогаром.
Толстая тупая игла вонзилась Энмору в сердце. От боли у него на глазах выступили слёзы, он попытался вздохнуть, но лёгкие пронзила боль.
- Как вы можете? – сдавленно проговорил он, покосившись на Рогриана, и тут же зажмурившись от боли. – Он ваш человек! И вы готовы позволить ему умереть?
- О, я не позволю ему умереть, - покачал головой Отогар, продолжая пристально смотреть на Энмора, и от его взгляда игла вонзалась в сердце глубже, медленно поворачиваясь, причиняя острую, пронзающую с ног до головы боль. – Он мне нужен. А ты – нет.
- Ну, давай, гад, - прошептал Энмор, сжимая кулаки. – Тебя исключат из Гильдии…
- Вряд ли, - Отогар смотрел на то, как Энмор падает на колени и наклоняется к полу, прижимая сжатый кулак к груди, не в силах вздохнуть или что-то сказать. – Видишь ли, Энмор, другие люди умеют врать, и некоторые, в том числе я, делают это очень хорошо. Сейчас я заставлю тебя вытащить свой кинжал и заколоться, а потом выйду отсюда и скажу, что мой несчастный телохранитель окончательно сошёл с ума, выхватил у тебя оружие, когда ты его лечил, и убил тебя. Не беспокойся: вижу, тебя почему-то тронула судьба Рогриана, так вот, за это он наказания не понесёт: я вытащу его. Может, моему рассказу поверят. Может, нет. Может, меня и в самом деле исключат из Гильдии. Но тебе будет уже всё равно. Ты будешь гнить под землёй. Ты этого хочешь?
Энмор не мог поднять голову. Он смотрел на холодный каменный пол, видел, как на него падают тяжёлые капли крови из его носа. Отогару ничего не стоит убить его: он пытался это сделать уже дважды. Надо что-то придумать, надо собраться и дать ему отпор. Какой угодно отпор, даже самый подлый – ударить его магией в сердце или в мозг, вызвать удар, он старик, никто не удивится. Но сосредоточиться не получалось. В голову лезли мысли о Висельнике, который дожидается его снаружи, кружит по пустому и скучному двору, таращится на парящих в небе птиц, и об учителе, которого он больше не увидит. Всё, что он увидит перед смертью – это вот этот грязный, забрызганный кровью пол.
Внезапно боль прекратилось, и Энмор хрипло вздохнул. Сердито утёр кровь с носа. Поднялся на ноги. Отогар смотрел на него всё так же спокойно и насмешливо:
- Ты уйдёшь отсюда и навсегда забудешь эту историю. Перестанешь гоняться за зеркалом, которое больше не твоё. Оно выбрало меня, оно служит мне. Никогда больше не вставай у меня на пути, Энмор. Или я убью тебя.
Энмор слегка усмехнулся и утёр каплю крови, вытекшую из носа.
- Я не забуду, - хрипло сказал он. – И ты это знаешь.
… Солнце поднималось всё выше, день шёл своим чередом. Утренняя тишина сменялась обычным дневным шумом и суматохой, в которой ещё ощущалась нервозность последних дней, но она постепенно проходила, уступая место радостному волнению. Сегодня капитан городской стражи Лодерон торжественно объявил градоправителю Маранту, что виновница покушения явилась с повинной. Арестованных шегонцев выпустили из тюрьмы, они спешили в свой квартал, опустив глаза, боясь поднять головы, но жители Тирля не смотрели на них косо, не бросались в них ни камнями, ни злобными словами – их оправдали, разобрались и выпустили, власти города быстро нашли настоящих виновных, надо радоваться, а не злиться. Сегодня, впервые за последние дни, торжественно открылись все ворота, запертые после покушения. Город возвращался к прежней жизни, хотел верить в прежнюю жизнь. И Кимене, которая медленно шла по давно знакомым улицам, казалось, что только она понимает – прежней жизни уже не вернуть.
Ближе к вечеру она затаилась поблизости от тюремного замка. Стихал городской шум, над крышами заалел закат. Кимена вытащила из-под одежды стилет, который она каким-то чудом сумела найти и вернуть себе. Закатное небо отразилось в тонком клинке и Кимене показалось, что он уже обагрён кровью. Она прижала клинок к губам и поцеловала рукоять в форме летящей голубки. Губы всё ещё дрожали – она до сих пор не могла забыть, как сегодня днём градоправитель во всеуслышание объявил на главной площади, что Эдер Хилардан призналась в своём преступлении и будет предана суду, а Таниэл Корвилл, показавший себя верным слугой города, назначен капитаном роты мушкетёров. Лжец! Подлый лжец! С каким удовольствием Кимена вонзила бы стилет ему в глотку! Но она задушила мысли о мести. Месть не так важна, как надежда. Она не допустит, чтобы её госпожа поднялась на эшафот. Она вытащит её из этой тюрьмы, чего бы ей это ни стоило.
Наконец стемнело. Куранты на башне ратуши пробили шесть раз, и через минуту с другого конца города откликнулись куранты Зелёной Башни. К этому времени Кимена уже тихо, прячась в тени, спустилась к берегу реки Дареолы. Прячась среди скользких, оплетённых водорослями свай, поддерживающих строения на берегу, она проскользнула к арке водостока. Этот водосток давно не ремонтировали; пара прутьев легко отвинчивались в сторону, открывая отверстие, в которое мог пройти взрослый человек. Кимена узнала об этом проходе ещё несколько месяцев назад: по нему можно было попасть в канализацию города, а оттуда – в тюрьму. Как хорошо ни работали воры города Тирля, время от времени кто-то из них попадал в тюрьму, и этот ход становился жизненно необходим. По пояс в грязной, ледяной воде Кимена добралась до скользкой лестницы, приподняла решётчатый люк и выбралась в тёмный каменный коридор. Надо было спешить – смена караула с минуты на минуту, у неё есть совсем немного времени, чтобы найти камеру Эдер, отпереть её припасённой отмычкой (волшебной, обменянной через третьи руки на дорогую серебряную брошь, которую Кимена стянула у зазевавшейся купчихи полгода назад) и выбраться обратно. Утром они уйдут из города – разумеется, не через ворота, проберутся по реке, сквозь шлюзы. Но об этом она подумает позже.