Кошкин слушал девушку, глядя исподлобья. Глаза ее то и дело наполнялись слезами, а губы принимались дрожать: кажется, в этом Смольном ей и правда пришлось несладко. Кошкин слышал кое-что о порядках в этом заведении, которые вполне можно было бы сравнить с казарменными, но, право, не думал, что все так серьезно.
Вероятно, он должен был пожалеть девушку и осудить ее жестокосердную сестру, но отчего-то с каждой оброненной ею слезинкой, Кошкина все больше и больше охватывало недоверие к этой недоучившейся смолянке.
- Надежда Дмитриевна, - опережая Девятова, он решился говорить с нею сам, - расскажите все, что случилось с момента приезда графа Раскатова. Рассказывайте подробно - ничего не упустите.
Девушка кивнула, оправляясь от своих слез, и начала вспоминать. Было видно, что к своей миссии она отнеслась со всей ответственностью:
- Письмо я написала дня три назад и отчего-то думала, что Павел Владимирович приедет тотчас. В крайнем случае, на следующий день. Я в его имении никогда не бывала, но Светлана рассказывала, что оттуда до Горок сотня верст, не больше. А его все не было и не было… я уже подумала, что он не получил моего письма или проигнорировал просьбу - но вчера, около шести часов пополудни, он вдруг приехал. Светлане я так и не сказала о письме, все не могу решиться. Ведь выходит, что в смерти Павла Владимировича есть и моя вина… - глаза ее вновь заблестели от слез. Но она тотчас подняла взгляд - неожиданно решительный - на Кошкина: - Поэтому я сделаю все, чтобы помочь вам.
Услужливый Девятов поспешил ее утешить, а Кошкин, не очень-то доверяя слезам, продолжил допрос:
- Вы уверены, что никакие другие дела графа здесь не ждали?
- Уверена, - изумилась вопросу девушка, - какие у Павла Владимировича могут быть здесь дела? Он ведь никогда не бывал в Горках раньше и никого здесь не знает.
- Вы успели изложить графу вашу идею помирить его со Светланой Дмитриевной?
- Да… - девушка снова отвела глаза в беспокойстве. - Но Павел Владимирович, мне показалось, отнесся к моим словам не очень серьезно.
«Еще бы!» - хмыкнул про себя Кошкин.
Он не знал точно, что за размолвка имела место между супругами, но, по-видимому, значительная, если граф даже никогда не бывал на этой даче. И, раз все-таки приехал, вероятно ожидал услышать более вескую причину для своего беспокойства. У графа Раскатова была поразительная выдержка, если он счел просьбу юной родственницы всего лишь несерьезной.
И Кошкин вновь посмотрел на девушку с подозрением: неужели она и правда столь наивна? А та продолжала:
- Поэтому я решила поговорить с графом еще раз, позже… я знала, что он в библиотеке, и ждала, когда дом стихнет, чтобы пойти туда.
- Павел Владимирович находился в библиотеке один?
Девушка пожала плечами:
- Я не знаю… я несколько раз выходила на лестницу и смотрела на дверь библиотеки, пока ждала - там никого не было.
- И как часто вы выходили на лестницу?
- Дважды или трижды за вечер. В последний раз около полуночи, потому что вскоре часы пробили двенадцать. Я в это время была в своей комнате - собиралась с мыслями, чтобы пойти все же и поговорить.
«Значит, часы все-таки работали…» - отметил Кошкин.
- А выстрелов вы не слышали? - Этот вопрос задал Девятов - задал очень настороженно.
- Нет… - покачала головой барышня и, кажется, только сейчас удивилась, что не слышала.
- И ничего даже отдаленно похожего на выстрел? - не отставал Девятов. - Может, вам показалось, что шампанское где-то открыли, или оконная рама захлопнулась?
- Нет… ничего такого не припомню. Говорю же, все было тихо, все спали.
Барышня уже начинала волноваться, и Кошкин перебил Девятова на полуслове, меняя тему:
- Во сколько вы решились спуститься в библиотеку?
- Не знаю точно… около часа ночи или чуть раньше. Я понимала, что это будет очень ответственный разговор, потому долго собиралась с мыслями.
- И что было, когда вы вошли? - Кошкин чуть посуровел голосом и счел нужным добавить: - Помните, что от ваших слов зависит, найдем ли мы убийцу!
- Я понимаю. Когда я вошла, то первым делом увидела кровь на полу и Павла Владимировича… Светлана сидела на полу, вся перепачканная, и трясла его за плечо.
- Зачем? Разве не очевидно было, что он мертв?
- Что значит «зачем»?! - нерешительность в голосе барышни опять сменилась отчаянной смелостью. - Он ведь ее муж! Разумеется, она надеялась его спасти! Что же - она должна была хладнокровно глядеть, как он лежит на полу?!