Кошкин под таким напором неожиданно смешался:
- Я просто хотел уточнить, Надежда Дмитриевна… Ее сиятельство никто ни в чем не обвиняет.
- Разумеется, вы не должны ее обвинять! - Барышня вспыхнула еще больше. - Светлана этого не делала, как вы вообще могли подумать, будто она замешана в убийстве!
Кошкин совсем смешался. Будь на месте этой девицы кто попроще - вор, разбойник, проститутка - он бы давно уже осадил наглеца, но как ему вести себя со знатью, он до сих пор представлял плохо. Но на помощь ему поспешил Девятов:
- У нас работа такая - думать, Надежда Дмитриевна! - любезно, но жестко сказал он. - Мы сюда приехали, чтобы найти убийцу и, разумеется, подозреваем всех. Мы ведь и вас подозреваем, милейшая Надежда Дмитриевна.
Последнее утверждение барышня приняла, кажется, за шутку, потому что губы ее дрогнули в легкой улыбке. И, разумеется, она тотчас оборвала поток обвинений и потупила взгляд:
- Да, я понимаю, что это ваша обязанность… - теперь она несмело подняла глаза персонально на Кошкина и сказала: - Извините, мне просто стало обидно за сестру. Светлана не заслуживает, чтобы о ней так думали.
«Вот как это у него получается? - подивился Кошкин. - Сказал девчонке, что допускает, будто она человека убила, а та ему улыбается смущенно, словно ей комплимент сделали…».
Девятов временами любил рассказывать, что его бабка согрешила в молодости с неким не то графом, не то князем, так что в его венах, мол, течет благородная кровь - именно этим Девятов объяснял свою непринужденность в общении с господами. Девятов и французского толком не знал, изъяснялся часто с косноязычием, да и отутюживанием брюк не особенно утруждал себя. Но это все не мешало господам частенько принимать его за ровню.
Вот и барышня Шелихова к нему явно расположена куда больше и даже пригласила сесть рядом с собою на скамейку. А тот неспешно продолжил расспрашивать:
- Скажите, Надежда Дмитриевна, а револьвера в комнате что же - не было?
Девушка наморщила лоб, вспоминая, но после решительно покачала головой:
- Кажется, нет. Я не припомню…
Собственно, полезного Надежда Дмитриевна больше не сказала - она обо всем говорила приблизительно и то и дело ссылалась, что крайне взволнована была случившимся и почти ничего не помнит. О двери на террасу - была ли та закрыта - она тоже не помнила. В одном девушка была уверена твердо: графиня Раскатова к убийству своего мужа не причастна.
Любопытны были разве что ее рассуждения о соседях:
- Да, там, за озером, дом художника Рейнера, вы совершенно правы, - охотно кивнула она на вопрос Девятова. - Вы и его подозреваете?
- Отчего вы так решили? - изумился Девятов столь искренне, будто лично был знаком с Рейнерами и знал их как милейших людей.
Несколько секунд девушка боролась с собой, не решаясь выносить сор из избы, и все же не поддалась обаянию Девятова:
- Я неверно выразилась, должно быть. Рейнеры почтенные люди и ничем себя не запятнали, - сдержанно говорила барышня, хотя лицо ее подсказывало, что к семейству художника у нее накопилось достаточно обид. Однако сдержанности ее хватило ненадолго: - Разве что они совершенно не умеют воспитывать детей, их ребенок это сущее наказание! Он ворует яблоки у нас в саду, как какой-нибудь уличный мальчишка, и ничуть не уважает взрослых!
Судя по всему, войну с мальчишкой Рейнеров взрослая Надежда Дмитриевна вела уже давно, потому как от волнения раскраснелась до корней волос. Кошкин же с трудом сдержал улыбку и саркастически подумал, что эти Рейнеры и правда страшные люди.
- А что же другие соседи, Гриневские? - продолжил Девятов.
- Да нет, у Гриневских вполне милые девочки - симпатичные и воспитанные… - и снова покраснела, осознав, что ее вовсе не о детях спрашивают: - Ах, простите, вы, наверное, имели в виду их родителей?
- Вы правы, - улыбнулся ей Девятов.
- Ну что о них можно сказать? Сергей Андреевич довольно приятный человек, он часто бывает у нас… - И очень негромко, но многозначительно добавила. - О его супруге я того же сказать не могу.
Услышав это, Девятов бросил незаметный взгляд на Кошкина - обоим следователям все больше и больше хотелось познакомиться с Гриневскими. Но, если Девятов решил, что Надежда Дмитриевна уже ничего важного рассказать не может, то Кошин так не считал.
Напротив, самый важный вопрос она припас напоследок:
- Скажите, Надежда Дмитриевна, - начал он, стараясь не пропустить ни одного движения глаз барышни, - а гостит ли в доме кто-то в данный момент?
Глаза девушка забегали, и она снова прелестно раскраснелась: