- Марьяночка, родная. Ты не должна это делать. Я прошу тебя, отпусти нож. Мы выберемся отсюда. Я люблю тебя. Не оставляй меня. Просто, опусти нож.
Марьяна подняла наполненные слезами глаза на мужа, и одними губами ответила:
- Я тоже тебя люблю. Но пути назад нет. Я должна.
Произнеся последние слова, она сжала двумя ладонями рукоять ножа, и вогнала лезвие себе в сердце. Огонек жизни быстро угас в ее взгляде. А Эрик взревел, словно раненый зверь:
- Марьяна! Не умирай! Останься со мной! Марьяна!
По щекам парня катились крупные слезы, а голос переходил на хрип. Но он продолжал звать свою женщину, даже понимая, что она уже никогда не ответит.
- Марьяна! Марьяна!
Стены помещения неожиданно затряслись. И голос Эрик постепенно начал растворяться в шуме шатающихся и дребезжащих труб старого завода.
Матвей бросил испуганный взгляд на тело Димы. Кукла, лежащая на груди парня медленно растаяла в воздухе. А сквозная рана быстро затянулась. Дима шумно вздохнул, и, открыв глаза, резко сел.
- Дима? - удивленно позвал Матвей.
Но фигуры в черных мантиях сразу же затушили огонек надежды. Обступив оживший труп, они заговорили:
- С возвращением Фидас. Я даровала тебе жизнь, чтобы ты вновь мог служить мне.
Джин поднялся на ноги, и осторожно ощупал свое новое тело. Затем оглядел суровым взглядом пространство, и низким басом, спросил:
- И чего же ты изволишь, хозяйка?
Ответ последовал незамедлительно.
- Я желаю, чтобы ты вновь сделал меня единой. Сними проклятье шаманов. - в унисон повелительно произнесли фигуры.
- Будет исполнено. - глухо отозвался Фидас, и щелкнул большим и указательным пальцам обеих рук.
В ту же секунду фигуры взвыли от боли. Их словно магнитом начало притягивать друг к другу. Но каждое их касание причиняло страдания, а от тел начинал исходить дым. Они изо всех сил старались избежать контакта, извиваясь и отпрыгивая. Но желание было загадано, и приведено в исполнение. Их продолжало соединять вместе, а от сопротивления белые маски слетали с лиц.
Первая кого увидел Матвей, оказалась маленькая девочка с большими карими глазами. Он изумленно разглядывал черты ее лица, и не верил глазам. Матвей знал ее. Когда-то давно в детстве они были знакомы. Эта была та самая девочка, что просила Матвея подарить ей фенечку с двенадцатью черепами. А когда он отказался, малышка обиделась и убежала. И больше Матвей никогда ее не видел. До этого дня. Она совершенно не изменилась. Та же девочка, которую Матвей запомнил. Но в отличие от друга детства, она не повзрослела, а осталась прежней.
Следующая маска слетела с лица старухи. И Матвей узнал в этой женщине покупательницу, которая приобрела у него фенечку с двенадцатью черепами. Та самая пожилая дама, которую он искал последние несколько дней, сейчас корчилась перед ним от боли, стараясь справиться с проклятьем шаманов.
Они оби были частью Эфы. И их обеих Матвей уже встречал. Но он даже не подозревал, что общается с проклятым оракулом. И внезапное откровение повергало в шок.
Неожиданно золотые нити, которые сковывали тело Матвея, начали ослабевать. По всей видимости, Эфа испытывала такую боль, что больше не могла удерживать пленников. Парень начал активно шевелиться, сбрасывая с себя оковы. А как только силы Эфы растаяли окончательно, освобожденный Матвей рухнул на пол, и судорожно осмотрелся по сторонам.
Эрику и Арине тоже удалось обрести свободу. И лишь Нибрас продолжал оставаться надежно прикованным к потолку.
Но пока Матвей проверял сохранность друзей, Эфа уже успела погладить ребенка, и сливалась со старухой. Последняя маска, пошатывалась, открывая ровную кожу, и нежно-розовые тонкие губы. Он мог разглядеть маленький курносый носик, и розовые щеки. А из-под капюшона мантии выбивались темно-каштановые кудрявые пряди.
И стоило старухи оказаться целиком затянутой в тело последней фигуры, белая маска слетела, и мягко упала на пол. А на Матвея в упор смотрели до боли знакомые широко распахнутые глаза цвета темного шоколада. Он разглядывал ее словно мираж, наваждение, которое не могло быть реальностью. И единственное, что смог выжить из себя парень, стало:
- Ты?
Она растянула тонкие губы в довольной улыбке, и мелодичным звонким голосом, отозвалась:
- Разве ты не рад меня видеть? Ты же хотел, чтобы я стала свободна. И я наконец-то обрела свободу.
Матвей продолжал не моргая смотреть на девушку. Это лицо, которое он видел множество раз, сейчас казалось ему совершенно чужим. А ее глаза цвета горького шоколада выражали надменность и жестокость.
- Оля, я не понимаю... - растерянно прошептал он. - Как это возможно?