Арина потупила взгляд на ступени. Объяснение казалось безумным. Но за последние дни она видела много необъяснимого и по-настоящему ненормального. Поэтому она легко могла поверить в слова Фидаса.
Пока девушка размышляла над услышанным, джин снова заговорил:
- Человек, чье тело я занял - он был тебе кем-то близким?
Арина грустно усмехнулась:
- Я потеряла всех близких людей. И Эфа забрала их жизни, чтобы вернуть тебя. И теперь ты занял тело человека, которого я любила. Смотреть на тебя не могу. Кровь закипает от ярости, которую ты вызываешь во мне.
Фидас тяжело вздохнул, и пояснил:
- Ярость - наследие Ясны. Она всегда будет с тобой, пока однажды не поглотит тебя целиком. И тогда ты навсегда останешься в облике тайпана, забыв о своей человеческой сути. С оракулами всегда так происходит.
Арина кинула недоверчивый взгляд на джина, и поинтересовалась:
- Но Аспида, сколько ей лет? Двести? Триста? Но она все еще сохранила человеческий облик.
Фидас развел руки, указывая на окружающую местность.
- Аспида провела всю жизнь в Храме среди змей. Ее сердце находилось в умиротворении. И это позволило ей остаться собой. До нее только Тамила сумела продержаться так долго. Но она тоже жила затворницей. А до того, как Декая нашел способ сохранить жизни своих сыновей, множество оракулов сгинуло, потеряв человеческую суть. И если бы Эфу не прокляли, то ее ждал бы такой же конец.
Арина устало обхватила голову руками:
- Отлично. Хочешь сказать, что и я неминуемо превращусь в змею и уползу жить в лес?
Фидас устремил задумчивый взгляд вдаль.
- Если не сможешь обуздать ярость, то это твое единственное будущее.
Девушка нервно рассмеялась.
- Аспида сказала, что у оракула нет иной судьбы, как стать частью шамана. Она говорила, что у меня нет пути. Теперь ясно почему. Это выбор без выбора. Я либо стану частью шамана, либо превращусь в змею. Но жить я все равно не буду. И с яростью я справиться не могу. Потому, что моя сестра мертва, друзья тоже погибли, а тело человека, которого я люблю, занимает джин. И это все моя вина. Я знала, что это произойдет, но не смогла их спасти.
Закончив говорить Арина ощутила, как злость вновь подняла голову из глубин подсознания. Сдерживая рвущиеся из горла шипение, она метнула на джина взгляд сверкающий неоново-зеленым цветом.
Фидас понимающе кивнул. Затем, он нагнул голову вниз, и одной рукой аккуратно извлек изумруд из углубления в затылке. Протягивая прямоугольный камень девушки, он тихо сказал:
- Возьми.
Ярость Арины моментально сменилась изумлением, а глаза приобрели свой обычный голубой оттенок. А джин пожал плечами, и ответил на немой вопрос, застывший на лице девушки:
- Ты ведь об этом и думаешь: напасть и лишить меня воли. Но не нужно таких сложностей. Я сам отдам тебе изумруд. Конечно, я не могу обещать, что выйдет воскресить твоих друзей. Я вообще не слышал, чтобы кому-либо из ныне живущих было под силу возвращать людей из мертвых. Разве, что самому Создатели или Стихии. Но у тебя есть только джин. И ты можешь попытать удачу, загадав желание. А я постараюсь его исполнить.
Арина смотрела на сверкающий в свете солнечных лучей изумруд, и ощущала, как руки сами собой тянуться к камню. Каким же большим был соблазн воспользоваться предложением Фидаса. И мысленно она уже согласилась загадать желание. Но перед тем, как взять изумруд, она почувствовала необходимость сказать Фидасу то, что казалось ей очень важным:
- Если бы там в вулкане, на месте Матвея оказалась я, то изумруд бы не вернулся к тебе. Я бы не задумываясь загадала желание. И Эфа, вместе с ребенком и тобой погибли бы. Я не такая великодушная и благородная как Матвей. Я бы не стала рисковать, и выбрала способ, который точно решит проблему.
Фидас мягко улыбнулся, и спокойно ответил:
- А если бы я встретил тебя еще утром, то не стал бы вести беседы. Я бы свернул тебе шею не моргнув глазом. И поэтому Матвей такой особенный человек. Его доброе сердце уникально.
Джин тяжело вздохнул, и опустив глаза в пол продолжил говорить:
- Я был рожден во времена, когда люди уже были врагами для джинов. Я знал только то, чему меня научили: человек жесток, и жаден до власти. Он никогда не поймет джина. И я защищал свой народ, пытался спасти их. Или мне так казалось. Но чистый и искренний поступок Матвея шокировал меня, и заставил увидеть истину. Я никого не спасал. Я лишь подпитывал ненависть, делая пропасть между людьми и джинами с каждым днем все больше. Мне попросту не хватало сил остановиться, и положить конец бессмысленным смертям. А Матвею хватило.