— Давай траву попробуем! — У Слипера загорелись глаза. — Говорю тебе, верное дело! Из
конца-то в конец нужно доверяться случаю. Коли нас Великий Степной Дух привёл на это
пастбище… То бишь, в это стойбище… Тьфу ты, лежбище… Может быть, это и есть нечто
искомое, что нам нужно непременно предпринять тута же? Да и Башкирец — существо тонкое,
восточное, авось, знает, что говорит.
Кот тем временем уже прискакал обратно с пучком заветной лиловой травы, забитой в
папироску. Лизнув краешек шершавым языком, он шаркнул лапой в поклоне и протянул
самокрутку Дримеру:
— Откушшшайте-с!
Братец беспомощно оглянулся:
— Вы тут заодно?
Все дружно закивали головами, словно китайские болванчики.
— А ты что скалишься, словно Липучий Горландец? — тоскливо поднял глаза Дример на кота,
— Тот тоже за мной ходил по пятам да всё ныл «давааай дунем, давааай покурим». А как покурил
с ним разок, дык он и вовсе залип мозгами своими горландскими, такой чухни околосветной нанёс
в мозг, так дунул в ухо, что потом никаким пылесосом не высосешь. И ты, Башкирец, такой же
станешь, липучий да горландский нафиг, коли посреди белого дня будешь всякий укроп
нездешний пыхтеть!
Кот всё так же молча стоял с протянутой папироской, изобразив сладкое выражение усатой
морды и скосив ставшие лиловыми самурайские очи.
Дример сдвинул на глаза Шапку-Невредимку, пробормотал на калмыцком диалекте: «Ом мани
падме хум», а потом одним залихватским движением отправил головной убор на затылок.
— Ладно, — ответил он, и все заулюлюкали. — Наркодиспансер какой-то, а не лесохозяйство!
Только учтите, если мне кошмары будут сниться после этого, я всех по очереди отловлю и
привяжу у забора, чтоб Зверогёрл вам свои тупые анекдоты сутки травила!
— Чудовищно! — мяукнул Башкирчатый и упал навзничь, закрыв глаза хвостом.
Зверогёрл в Лесу встрепенулась, почуяв лёгкую добычу.
Надо сказать, это вообще обычная история. Ну, эта самая… про различных Зверогёрлов. Да вы
и сами их, небось, много раз встречали в своей жизни.
Сидишь с друзьями в компании, и вдруг подваливает чья-то приблудная подружка. Из тех, кто
носит блядские колготки в сеточку и юбочку из бабушкиного плюша с рюшечками. Из тех, кто в
42
футболке с надписью «Ай лав ю бэби, возьми меня скорей!» делают кривыми ножницами декольте
до пупа, открывая всем напоказ немытую шею. И эта милая кучеряшка открывает рот,
размалёванный самой яркой помадой цвета запрещающего сигнала светофора, и произносит
милую, непринуждённую фразу:
— Ой, п-цаны, ай-я ща вам та-а-акой анекдот расска-а-ажу — оборжётесь нахер!
Все «пацаны» смекают, в чём дело, и внутренне сжимаются в страхе перед пыткой. Остановить
этот размалёванный кошмар никто не может, ибо хоть, возможно, у «пацанов» и нет трёх высших
образований, но все они люди тактичные и воспитанные, и как-то ни у кого язык не
поворачивается сразу закричать «Вооооооон!». Поэтому все джентельменски улыбаются,
притоптывают, мнут сигареты в руках и затравленно озираются друг на друга:
— Вау… хе-хе… анекдот… хм… как миленько…
При этом каждый тихо себе думает: «И что ж за мудод эту тварь с поводка спустил?»
И тут приблудная зверогёрл выплёскивает на уши взрослеющих господ чудовищную ересь,
обильно политую пошлостью, а в конце её заливается лошадиным ржанием над собственным
«тонким» юмором. Джентльмены издают что-нибудь типа «хо-хо». И у них одновременно
рождается мысль: «А не забыл ли я дома выключить утюг?» Или: «Ой, а семеро по лавкам, небось,
соскучились по мне». Мозг фонтанирует любыми подобными идеями, лишь бы срочно найти
причину убежать и спасти свой интеллект от судорог и агонии в компании этого монстра. Ты вот,
дорогой читатель, сколько минут выдерживал, прежде чем вырваться из этого кошмара хотя бы в
туалет полить голову спасительной водой из-под крана? Ну, сколько? Пять минут? Десять? А как
насчёт суток? А теперь представь самую ужасную зверогёрлу, которую ты видел в жизни, и
поверь мне на слово: она — сама милашка по сравнению с той Зверогёрлой, которую знали не
понаслышке все обитатели Леса.
— Чудовищно! — мяукнул Башкирский Кот и завалился в траву лапами кверху.
Загрибука задрожал, распластав уши и поджав хвост.
— Ладно, искусители-закусители, — сказал Дример, — только отойдём куда-нить подальше,
что ли. А то ненароком разнесём в бурном веселии этот прелестный образчик кулинарного
профтехучилища!
— И нарушим тем самым этно- и мутно-мотологическую связь, — вякнул Загрибука, но был
прерван лёгким толчком Слипера в спину.
— Пошли, ентомолог! — Дример сурово зыркнул на Загрибуку. — Вот мы сейчас позырим, на
каком наречии ты нам лекцию енту прочтёшь.
Они двинулись неспешно к краю опушки, стараясь не привлекать внимания Эников. Но те
откровенно проигнорировали столь внезапное перемещение, копаясь в своих повседневных
закопушках, а потому вся процессия незаметно вошла в Лес.
43
— Немного огня — середина пути, — пропел Башкирский Кот и чиркнул когтем о коготь. На
конце этого зазубренного скальпеля вспыхнул слабый синий огонёк.
— Йошкин Код! — только и подивился Дример. — А я думал, что один так умею!
— Как говорил древний чудостряпник и волшебник Амаяк Акопян, главное — в конце фокуса
дунуть! А то, если не дунуть, чуда не произойдёт! — Кот торжественно поднял лапу с горящим
когтем.
— Амаяк Акопян? А кто это? — спросил Загрибука.
— Да пёс его знает! — ответил кот.
— Никакого Акопяна я не знаю! — попытался оттявкаться по-собачачьи Грызлик из глуши
Леса, но на него не обратили внимания.
— Только уговор. Раз затеяли всё это вместе, то и отвечать так же. Каждому по сачку и на
охоту. — Дример обвёл присутствующих тяжёлым взглядом: — Чует моя щетина, тут на всех
бабочек хватит, забегаешься!
— О чём ррречь, начальник! — Башкирский Кот выхватил самокрутку из рук Дримера и лихо
прикурил.
Запашок пошёл подозрительно сладкий и дорогой.
— «Джанфранко Ферре», не иначе! — Кот оглядел папиросу со всех сторон, замерцал в
воздухе и, принюхавшись, с отчаянным «Ыть!» сунул в пасть. Глубоко затянулся. — Оглы-бюль-
бюль! — выдавил он сдавленно и протянул предмет искушения Слиперу.
Тот секунду смотрел на Башкирца, но котяра не падал и даже не растворялся в воздухе, как
обычно бывало. Только его башкирские глазищи стали бордовыми и слегка растаращились.
— Триетить мои кроссовки! — вздохнул Слипер и отправил порцию дыма в себя.
Следующим по очереди оказался Загрибука. Тот, трясясь до родовых коликов, взял трижды-
чтоб-её папиросу, зажмурился и с видом севастопольского моряка, бросающегося на вражескую
амбразуру, одним быстрым движением запихал её в рот. Он натужно посипел ею, заполнив лёгкие
парфюмерным ароматом, и тута же присел на земельку.
Дример последним взял спокойно окурок, деловито и не спеша послюнявил его, зажал в губах,
зацедил оставшуюся часть сизого дыма. После чего бросил под ноги обгорелый листик и затоптал.
— Береги природу, мать твою! — мудро изрёк Дример, а затем обвёл взглядом компанию: —
Ну шо? Все живы?
— Надолго ли… — тихо ответил Загрибука.
— Не вибрируйте, коллега. — Башкирский Кот участливо положил лапу Загрибуке на плечо и
мило улыбнулся, словно коварная нянечка в детском садике. — Не пейджерите за напрасную!
Мужество есть неотъемлемая часть любого научного эксперимента. Сейчас мы, закончив
одноместное топтание мозгами, семимильными парсеками унесёмся в широкие дали пространств
необозримого мышления! И там, познав абсолютную свободу идейного максимализма, мы найдём