Выбрать главу

========== Часть 1. Вне оков (Глава 1) ==========

Живешь вне оков любви и ненависти,

вне “да” и “нет”, добровольно близким

и добровольно далеким, охотнее всего ускользая,

убегая, отлетая, улетая снова прочь, снова вверх;

чувствуешь себя избалованным, подобно всякому,

кто видел под собой огромное множество вещей.

Ф. Ницше “Человеческое, слишком человеческое”

Глава 1

После короткого весеннего дождя асфальт блестит, и воздух пахнет уже не гарью, а озоном. На Мейнстрит безлюдно: обыватели после чреды страшных событий отсиживаются по домам, а «золотая сотня Сторибрука», как за глаза называли приближённых к семейству Прекрасных людей и нелюдей, сейчас в мэрии, на собрании, которое Рул Горм только что покинула. В этом мире люди уже не просили у неё помощи, а требовали её, так, словно фея обязана решать все их проблемы. Но даже бы если Рул Горм и хотела помочь дочери Белоснежки и Прекрасного — ей бы всё равно не удалось это. Магия волшебной пыльцы распространяется только на фей, да на людей с чистым сердцем. И даже если сердце Эммы было таким когда-то, то сейчас, вобрав в себя тьму, точно перестало им быть. Рул Горм выскользнула из зала городского совета незаметно, оставив людей спорить и рядить. Неужели они всерьёз полагают, что можно справиться с проклятием, павшим на Спасительницу, за два дня? Она билась над этой задачей тысячу лет, да и то не придумала ничего лучше, как отправить очередного Тёмного стража в мир без магии. Но и это — теперь Рул Горм сознавала — было не самым лучшим решением; конечно, это было довольно действенным способом спасти волшебный мир от Тёмного, но совершенно не спасало носителя проклятия от заключённой в сердце тьмы.

Квадратные каблуки монашеских туфель звонко стучат по тротуару, и Рул Горм вдыхает влажный вечерний воздух, подставляет лицо ветерку, приятно холодящему ноющие виски. Она, разумеется, могла бы не идти пешком, а перенестись в обитель с помощью магии. Но запас пыльцы здесь, в Сторибруке, ограничен, и Рул Горм запрещает себе тратить его так бездумно. В Зачарованном Лесу, где волшебство пронизывало собой всё пространство и время, фее не нужна была пыльца для того, чтобы возникнуть из неоткуда, раствориться в воздухе, полететь. Пожалуй, из всех жителей Сторибрука именно феи больше всего проиграли от перемещения в этот нелепый тусклый мир: здесь они потеряли крылья, стали нуждаться в отдыхе, сне, пище и питье, болели людскими болезнями. Даже время здесь имело над ними власть: как-то, укладывая волосы в гладкую причёску, Рул Горм обнаружила в ней седой волос. Та малая толика волшебства, которую протащил в этот мир прошлый Тёмный страж, была достаточна для магии людей, феям же требовалось больше, несоизмеримо больше. Рул Горм перешагивает через растёкшуюся по тротуару лужу, а в висках звенит мысль — сама виновата. Не дала бы тогда мальчишке волшебный боб… Рул Горм недовольно морщится: снова сомнения. Ещё одно проявление человеческой природы. Феи не должны сомневаться. Если кто и ошибается, так это люди. Она всё сделала правильно. И даже если бы заранее знала, чем обернётся, всё равно поступила бы так же. Она должна была попытаться.

Фея встряхивает головой, пытаясь избавится от звенящих, спорящих друг с другом мыслей. Запах весны щекочет Рул Горм ноздри, и вдруг ей хочется — нет, не полететь, охватывающая её эйфория ничем не напоминает фантомные боли в несуществующих ныне крыльях, а побежать, прямо по лужам, разбрызгивая грязноватую воду, глубоко до боли вдыхая в лёгкие воздух. Глупые, человеческие эмоции. Рул Горм подавляет их без особого труда, не ускоряя шага, проходит мимо запертой до утра библиотеки, тёмных витрин «Кафе у Бабушки» — старая волчица сейчас заседает вместе с королевской семьёй…

У лавки Голда Рул Горм останавливается, удивившись горящему в ней приглушённому свету и табличке «Открыто» на двери. Миссис Голд — принцесса Белль — всё ещё на собрании в мэрии, здесь Рул Горм ничего не могла перепутать: как раз когда фея уходила, бывшая «мадам Тёмная» громогласно высказывала своё мнение по обсуждаемому вопросу. Что же касается самого мистера Голда — Румпельштильцхена — то он вряд ли в ближайшее время сможет стоять за прилавком. Эмма говорила, что ученик Мерлина погрузил хозяина лавки в волшебный сон, чтобы хоть как-то защитить его от последствий чёрной магии. Значит, сейчас Румпельштильцхен скорее всего лежит на постели и едва дышит в ожидании… поцелуя истинной любви? Рул Горм легонько толкает дверь — влекомая — не любопытством, это чувство феям чуждо — а исследовательским интересом. Она только взглянет: всё же ей никогда не приходилось видеть человека, так долго носившего в себе тьму и выжившего после того, как эта сила покинула его. Но до конца ли? Надо проверить, — говорит Рул Горм сама себе и шагает внутрь, решаясь — впервые за всё своё пребывание в Сторибруке — зайти не только в сам магазинчик, но и в закрытое от посетителей подсобное помещение. Но, вопреки ожиданиям, столь глубокое проникновение и не требуется. Бывший Тёмный лежит на полу перед прилавком.

Рул Горм поджимает губы — странно — но всё же склоняется над мужчиной. Вслушивается в его хриплое неровное дыхание, разглядывает покрытое липкой испариной лицо, кладёт руку на грудь. Даже сквозь одежду она ощущает сотрясающую мужчину дрожь. Это больше похоже на лихорадку, чем на магическое оцепенение. Ну, конечно! — упрекает себя за недогадливость Рул Горм — ученик Мерлина умер ещё прошлым вечером, и значит, что наложенные им чары тоже не должны долго продержаться! Во всяком случае, заклятие сна, обладающее свойством обратимости. И это значит, что поцелуй любви экс-Тёмному не требуется, сейчас его сон самый обыкновенный. И ещё это означает, — стучится в сознание феи следующий вывод, — что за сутки, что мужчина валяется здесь в забытьи, его не проведал никто, даже его истинно любящая жёнушка. Хотя — почему Рул Горм должно это волновать? Пусть люди заботятся о людях и решают свои дела сами. Она вмешиваться не будет. Лишь проверит осталась ли ещё сила в лежащем перед ней злом пройдохе. На это уйдёт совсем немного пыльцы. Фея отмеривает щепотку и ощущает, как холодные и влажные пальцы мягко ложатся на её запястье.

— Где-е? .. Где мы? — вопрос теряется в полустоне-полухрипе.

Фея вздыхает: не успела. В любом случае объясняться с этим человеком, двести лет кряду вредившим ей и её подопечным она не собирается. Пусть считает, что Голубая Фея привиделась ему в бреду. Рул Горм сдувает с пальцев сияющую пыль и в тот же миг оказывается в обители, сидящей на полу своей кельи. Только вот липкие от пота пальцы по прежнему слабо сжимают её руку: Румпельштильцхен перенёсся вместе с ней.

— Как же… — растерянно произносит она в слух. Магия пыльцы должна действовать только на фей… И ещё на людей с чистым сердцем. — Как же ты сумел переместиться? … — повторяет Рул Горм. - Нет, Румпельштильцхен, зачем ты преследуешь меня теперь? ..

Мужчина смотрит на фею мутным от жара взглядом и ничего не говорит в ответ.

========== Глава 2 ==========

Это был странный сон, полностью лишённый образов и видений, непроницаемый, как сама чернота. Не было ни голосов, ни лиц, только тяжесть, словно его придавили каменной плитой и похоронили заживо. Он пытался кричать, звать на помощь, но не мог разомкнуть запёкшихся губ. Лишь мысль о том, что всё это просто не могло быть реальностью, удерживала Румпельштильцхена от отчаяния. Это сон, надо лишь вырваться из него и обнаружить себя в собственной постели… Сон, - с облегчением подумал Румпельштильцхен, выныривая из забытья. Давящая со всех сторон пустота исчезла, и он явственно ощутил, что лежит на чём-то ровном и твёрдом, и его грудь осторожно ощупывает чья-то маленькая и тёплая рука. Он попробовал шевельнуться — это оказалось не так-то просто. Всё тело было налито свинцовой тяжестью. Румпельштильцхен приоткрыл веки, и тьму сменил бледный колеблющийся свет. Место, в которым он находился, определённо не было его домом. Его взгляд упирался в белый гладкий потолок, ничем не походивший на привычную кровлю; скосив глаза, он обнаружил, что находится в комнате, заставленной предметами, назначение которых ему неизвестно. Здесь было холодно… и… маленькая ладонь всё ещё лежала на его груди. Это не мог быть Бей — его прикосновения никогда не бывали такими острожными. Румпельштильцхен с опаской поднял взгляд и увидел женщину, склонившуюся над ним. Она казалась хрупкой и нежной. Её лицо и длинная шея белели в полумраке. Она отняла руку, и Румпельштильцхен не удержался и обхватил пальцами тонкое запястье. Это простое движение далось ему с трудом.