— Я люблю тебя, — говорю я, упираясь лбом в ее лоб. — Я люблю тебя, и ничто этого не изменит. — Я отстраняюсь, но не раньше, чем чмокну ее в губы. — Мы поговорим завтра. Тебе нужно поспать.
Она прикусывает губу, несколько раз моргает, и мне кажется, что некоторые капельки, стекающие по ее щекам, соленые.
— Я тоже тебя люблю.
— Я знаю, Omorfiá. Прости, что вчера вечером я сорвался. Мне нужно было подумать и найти способ справиться с тем, что ты мне сказала.
Она качает головой, прижимаясь к моей груди.
— Завтра. Я расскажу тебе завтра.
Беспокойство снова появляется. В ее голосе звучит поражение. Как будто она ждет, что все закончится, как только она скажет все, что осталось сказать.
Я отгоняю эти мысли в сторону, поворачиваю ее к себе и мою ее волосы, вероятно, делая это не очень хорошо. Я никогда раньше этого не делал, а у Талии больше волос, чем у любой другой женщины, которую я когда-либо встречал, так что это занимает чертову вечность. Она молчит все это время и не произносит ни слова, пока я помогаю ей одеться. Думаю, она боится, что не сможет замолчать, если скажет еще хоть слово сегодня.
ГЛАВА 32
Талия
— Доброе утро, — говорю я, стоя в дверях кухни, где Тео возится с кофеваркой, одетый в спортивный костюм и простую белую футболку.
Он качает головой по сторонам.
— Доброе утро. Почему ты не спишь?
— Я устала спать.
— Я заметил. Как твое плечо?
Я прохожу дальше в комнату и пытаюсь затащить себя на кухонный остров, но стреляющая боль и слинг быстро останавливают меня.
Тео подхватывает меня, приподнимая за талию. Как только мы оказываемся на одном уровне, и я упираюсь задом в прохладный мрамор, он целует меня в лоб.
— Перестань быть самодостаточной и упрямой и начни просить о помощи.
— Мне нужны обезболивающие, и я думаю, что возьму выходной.
— Да, и всю оставшуюся неделю тоже. — Он достает из ящика обезболивающие по рецепту. — Ты останешься дома, пока не перестанешь нуждаться в обезболивающих.
— Ты не одет для работы. — Он хмурится, изучая мое лицо. — Ты не обязан со мной нянчиться, понимаешь?
— Нет, не обязан, но я хочу. — Он протягивает мне чашку кофе и откидывается на шкафчики.
Атмосфера мгновенно меняется, и сороконожки с ледяными лапками пробираются вдоль моего позвоночника. Расстояние между нами заставляет меня готовиться к разговору, который я не должна вести ни с кем и к которому я неосознанно готовилась с того самого дня, как мы встретились.
Мое сердце бьется быстрее, а желудок завязывается в узлы — ненавижу это. Я никогда не хотела бы чувствовать себя неуверенно рядом с Тео, но страх не дает мне покоя. Мой разум уже настраивается на худший исход. Плотина, сдерживающая мои слезы, грозит прорваться, когда я сжимаю пальцами теплую чашку.
— Ты это все-таки сделала? — медленно спрашивает он, голос ровный, лицо решительное. — Ты убила своего мужа?
Я сглатываю комок в горле, чтобы освободить место для слов. Я никому не рассказывала о той ночи. Даже своему адвокату. Он был назначен судом, и у него не было выбора в этом вопросе. Если бы он мог отказаться представлять мои интересы, он бы кричал об этом с крыш.
— Василис был богом в Салониках задолго до своей политической карьеры. — Я начинаю, как и положено всем историям, с самого начала. — С двадцати лет он боролся за финансирование детских домов. Его изображали на страницах газет, когда он разносил детям груды игрушек и сладостей, улыбался и обнимал малышей за плечи.
Я помню свое восхищение этим человеком. Конечно, Тео не так представлял себе этот разговор, но если я хочу нарисовать картину, объяснить брак и обвинения в убийстве, я должна сделать это на своих условиях.
— Когда он решил сделать политическую карьеру, то победил на выборах мэра, набрав восемьдесят девять процентов голосов. Я была добровольцем в его избирательной команде.
— Талия, — просит Тео, стиснув зубы и сжав руки в кулаки. — Пожалуйста, просто… ответь на вопрос. Это ты его убила?
Я уже тысячу раз прокручивала в голове этот разговор, и это лучший сценарий, который я придумала.
— Мы встречались всего несколько недель, прежде чем он сделал мне предложение, — продолжаю я. — Через две недели мы поженились. Он любил меня и хотел иметь детей… столько, сколько я соглашусь. Я люблю детей, Тео. Я хотела стать мамой с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. — Я делаю глоток кофе, поглаживая браслет на запястье, слишком стыдясь смотреть ему в глаза. — Я была очарована его любовью. И по сей день мне кажется, что на меня было наложено сильное заклятие. Как будто я была ослеплена очевидным. — Я делаю глубокий вдох.