Вулф принялся стучать по столу кончиком пальца.
— Я умышленно называю этого человека «мой клиент», потому что — черт бы его побрал! — он в самом деле был моим клиентом! Мистер Гудвин переговорил с ним минут десять и, вернувшись домой, доложил, что решено приступить к делу. Мистер Гудвин в тот же вечер связался со своим знакомым и договорился с ним о встрече на следующий день. Вас интересуют какие-нибудь подробности?
— Нет, можете на них не останавливаться. — Хайетт провел ладонью по своим прилизанным темным волосам. — Все это есть в отчете Гудвина.
— Впрочем, я все равно мало что смыслю в технических деталях. Итак, прослушивание началось, и у мистера Гудвина появилось новое занятие. Однако времени на то, чтобы прослушивать все разговоры, у него не хватало, так как он то и дело был нужен мне самому, а потому вынужден был немало времени проводить в моем кабинете. Прослушивание вел главным образом его знакомый. Я даже не читал отчетов, за которыми мистер Росс каждый день заходил ко мне в контору, — как раз в то время, когда я работал наверху, в оранжерее, и, понятно, его самого тоже не видел ни разу. Спустя пять дней мистер Гудвин попросил у него еще тысячу долларов, и тут же их получил, наличными. Мне от этих денег осталось очень немного, почти все ушло на оплату наружного прослушивания и слежки. Вы сами знаете, что такое наружное прослушивание телефонной линии.
— Конечно. Почти все нелегальные прослушивания ведутся вне помещения.
— Может быть. — Вулф повернул руку ладонью вверх. — Но о том, что данное прослушивание тоже является нелегальным и противозаконным, я узнал лишь на восьмой день. Тринадцатого апреля мистер Гудвин лично прослушивал телефон два часа и довольно долго слышал голос мистера Росса. Был ли это сам мистер Росс или его секретарь, выдававший себя за него, но голос был не похож на голос нашего клиента, и это, естественно, насторожило мистера Гудвина. Из тех отчетов, которые он читал и переправлял нашему клиенту, мистер Гудвин почерпнул немало сведений об интересах и деятельности мистера Росса — например, он узнал, что губернатор недавно назначил мистера Росса председателем Комитета по изучению деятельности благотворительных фондов. Мистер Гудвин вышел на улицу, уединился в телефонной будке и позвонил мистеру Россу. В ответ он услышал тот же самый голос. Представившись репортером из «Газетт», мистер Гудвин условился о встрече, пришел по тому же адресу на Западную Восемьдесят третью улицу и лично поговорил с мистером Россом. Секретаря он тоже видел. Ни один из них не оказался нашим клиентом. Меня провели, как мальчишку.
Вулф обескураженно хрюкнул.
— Как последнего простофилю, — с горечью произнес он. Мистер Гудвин рассказал мне обо всем, и мы обсудили положение, в котором оказались. Мы решили дождаться нашего клиента — он должен был явиться за ежедневным отчетом, как обычно, в пять тридцать, — хотя, разумеется, прослушивание мы сразу прекратили. Ясно было, что у нас не оставалось иного выхода, как передать его в руки полиции и расписаться в собственной беспомощности, но я не мог этого сделать, сам не пообщавшись с ним.
Вулф сделал над собой усилие и продолжал:
— Однако клиент не пришел. Почему — я не знаю. Возможно, он что-то пронюхал — либо узнал, что мы сняли прослушивание, либо — что мистер Гудвин звонил мистеру Россу — догадки строить бесполезно. Он просто не пришел, и все. Он вообще с тех пор пропал. Словно в воду канул. Не меньше месяца все время мистера Гудвина, которое, кстати, оплачивается из моего кармана, было занято лишь тщетными попытками напасть на след этого человека, хотя мистер Гудвин в своем деле собаку съел. Ему не удалось разыскать и горничную, которая в тот раз провела его в комнату. Через неделю бесплодных поисков я решил позвонить домой мистеру Россу и обо всем ему рассказать. Разумеется, он сильно огорчился, но, поговорив со мной, согласился, что нет смысла ставить власти в известность, до тех пор пока я не отыщу виновного. Мистер Гудвин находился во время разговора вместе со мной, и вместе с ним мы дали исчерпывающее описание нашего клиента, но мистер Росс не сумел его опознать. Что же до горничной, то она служила у него очень короткое время, а затем исчезла, не оставив никаких следов, и он по сей день ничего о ней не слышал.
Выговорившись, Вулф тяжело вздохнул. Потом закончил:
— Вот и все. Месяц спустя мистеру Гудвину пришлось прекратить поиски — у него накопилось множество других дел и он больше не мог тратить свое время. Но, разумеется, ни он, ни я не забыли того клиента. И никогда не забудем.
— Я понимаю. — Хайетт улыбался. — Еще я хочу сказать вам, мистер Вулф, что ваш рассказ лично мне кажется вполне заслуживающим доверия.
— Надеюсь, сэр. Тем более что все было так, как я вам рассказал.
— Я тоже так считаю. Но, конечно, вы отдаете себе отчет, в чем слабость вашей версии. Никто, кроме вас и мистера Гудвина, никогда не видел этого вашего клиента и никто, кроме вас, не знает, что произошло между вами. Между тем вы не смогли ни найти его, ни установить его личность. Я вам прямо заявляю, что если вы оказались бы замешаны в противозаконном прослушивании телефонной линии и районный прокурор дал бы ход делу, суд присяжных вынес бы обвинительный приговор.
Брови Вулфа поднялись на одну шестнадцатую дюйма.
— Если это угроза, то что вы предлагаете? Если это только упрек, то я не спорю, что заслужил его, и даже гораздо больше. Я готов выслушать вашу нотацию.
— Упрекнуть вас, конечно, стоит, — согласился Хайетт. — Я бы с радостью как следует вас отчитал, но делать этого не стану. У меня есть для вас один сюрприз, но я хотел познакомиться с вами, прежде чем преподнести его. — Он перевел глаза на замухрышку, сидящего около стены. — Корвин, приведите сюда человека, который ждет в тридцать восьмой комнате, — это напротив через коридор.
Корвин поднялся и вышел, оставив дверь открытой. Слышно было, как он прошагал через холл, открыл дверь, затем шаги затихли. Секунду спустя до нас донесся его истошный вопль:
— Мистер Хайетт! Сюда!
Голос срывался на визг, словно Корвина схватили за глотку. Хайетт бросился на крик. Я выбежал следом, в три прыжка пересек коридор и через открытую дверь влетел в комнату. Я едва не сшиб с ног Хайетта, который остановился рядом с Корвином и молча смотрел на человека, распростертого на полу. Глаза его смотрели в одну точку. Человек лежал на спине, раскинув ноги в стороны. Он был полностью одет, при галстуке, только галстук был не под воротником рубашки, а туго обмотан вокруг шеи. Хотя лицо его побагровело, язык вывалился, а глаза вылезли из орбит, я сразу узнал его. Корвин и Хайетт, оцепенев и глядя на него, возможно, даже не заметили, что я ворвался в комнату следом за ними, а секунду спустя меня уже и след простыл.
Я выскочил и, вернувшись в комнату, где сидел насупившийся Вулф, выпалил:
— Хорош сюрприз. Там на полу лежит наш клиент. Кто-то так крепко затянул на нем галстук, что бедняга дал дуба.
2
Я, конечно, знал, что одно воспоминание об этом субъекте было для самоуважения Вулфа что острый нож в сердце, но до сих пор даже не представлял, насколько уязвила Вулфа та история. Судя по всему, едва услышав, что наш клиент здесь, Вулф тут же отключился от внешнего мира. Во всяком случае, он поднялся, шагнул по направлению к двери, и лишь тогда остановился и недоуменно уставился на меня.
— Что ты сказал? — спросил он, придя в себя. — Дал дуба?
— Да. Кто-то его задушил.
— Мертвый он мне не нужен. — Вулф посмотрел на дверь, потом на меня и, усевшись на свое место, положил ладони на стол и зажмурился. Немного погодя он снова открыл глаза и пробормотал: