Герасимов отдавал себе отчет, что студентка вела себя, скорее, странно, чем глупо. Тем не менее он продолжал смотреть на нее, затаив дыхание. Бранясь на директора, она ступала по тонкому лезвию бритвы. Стоило ей взять фальшивую ноту или дать повод считать, что все это время она притворялась, - как ее судьба тут же решилась бы. Директор немедленно выгнал бы соискательницу вон.
Но пока Герасимов просто получал удовольствие от глупости поступка. Так грубить человеку, от которого зависишь, требовало отваги. В этом было что-то аскетическое, шедшее от принятого в древние эпохи самопожертвования. Пренебречь опасностью в одном затмевающем всё порыве ради бессмысленной цели мог только совершенный идиот.
На глазах директора жизнь изгибалась в тисках причудливой логики, которую он сам для себя и создал. С каждым новым словом девушка неумолимо двигала себя в первые ряды претендентов на лекарство, сама нисколько не догадываясь об этом. Не понимая, по каким критериям оценивают ее поступки, модель выставляла одновременно напоказ и тугодумие, и бескорыстие, и тоску по справедливости и убежденность - и добивалась цели: делалась фаворитом. Герасимов ценил незамутненность, которую редко встретишь у пресных претендентов на лекарство. Натыкаясь то тут, то там на ее приметы, Герасимов чувствовал на кончиках пальцев подступавшую дрожь.
Впечатления распереживавшегося директора дошли до катарсиса, когда Эльза, высказав все, что накипело, резко развернулась к двери, и обнаружив перед собой ступеньку, сделала неосторожное движение бедром. Фривольный жест вышел у Эльзы не нарочно. Но все равно начальник Школы для дураков, придавленный выплеском гормонов, распластался в кресле. Только тогда Эльза, выдержав паузу, наконец, хлопнула дверью. Звук от этого крепкого удара еще долго стоял у директора в ушах.
Впрочем, стоило Эльзе скрыться из виду, как в комнату вошла Ольга, следовавшая за конкурсанткой по пятам. Завуч вращала глазами, как охотничья собака, напавшая на след. В разреженном воздухе она чувствовала измену. Помощница вела себя так, как будто подозревала, что студентка, слегка раздетая, пряталась где-нибудь в шкафу. Не найдя ничего подозрительного, завуч развернулась к Герасимову и уставилась ему в лицо, как сыщик. Оно сразу же показалось ей противным: слишком лоснящимся и довольным.
- Я подслушала, что наговорила эта выдра и думаю, что ты заблуждаешься, если думаешь, что она действительно дура. Ты большой специалист по дуракам, но мужчинам, а женщины – это особое дело. Говорю тебе, что ты ведешься на простое притворство. Ее ужимки это плохое актерство. А косметика не выдерживает никакой критики. Как и одежда. Фигура. Голос. Поверь моей интуиции, назначать ей цереброл - недопустимо. Это все равно, что сдаваться с поличным Овальному!
Директору ревность Ольги показалась смехотворной.
- Она не выдра, - поправил Герасимов —. И не сука. Я бы сравнил ее с другим животным.. Судя по длине ног, росту и особенно объему головы она, скорее, антилопа. Стремительная и гордая, так что многие в саванне откровенно завидуют ей...
- В Африке люди охотятся на антилоп. А в Школе для дураков, наоборот, антилопы на людей, - отрезала Ольга.
- Послушай,- Герасимов потянулся в кресле – Ты, может быть, думаешь отказать ей в лекарстве из-за ее плохого характера? Мы действительно поступаем так с гопниками и с ментами – пусть лучше они не умнеют. Но труженицы эротической сцены – другое дело. Если они станут умными, то никому не навредят…. а может быть, и помогут…. Сделают чью-то жизнь разнообразнее. Лично мне кажется, что сегодня она выступила прекрасно. А если это с твоей стороны ревность – Герасимов понимающе покосился на подчиненную, - то только что она обозвала меня, и знаешь, кем?
- Даже понятию не имею. Ну, скажи мне.
- Импотентом. Разве не глупо?
На лице у Ольги проступило странное выражение, которое Герасимов не смог разложить на составные части.
- Ты, может быть, еще и рассмеялся в ответ? – ни с того, ни с сего спросила она.
- Так конечно, - Герасимов не почувствовал подвоха, - до сих пор, как видишь, и смеюсь.
Ольга, однако, была полностью серьезна. Зазевавшийся директор и не заметил, как она сделала шаг вперед и расправила прическу, а руки уперла в бока. В первое мгновение он подумал, что это была угроза: помощница хотела донести до него, что очень-очень недовольна. В ожидании неприятной сцены Герасимов выпрямился на кресле и придвинул ноги одна к другой. Тем временем верхняя пуговица с блузки Ольги под верным движением ее пальцев сорвалась с застежки и ударилась об пол.