По этому поводу Герасимов не смог обойтись без мрачных размышлений. Логика мироздания у него на глазах делала петлю. Арсений Михайлов не собирался принимать цереброл, и Школе для дураков как кандидат, может, был не так важен. Гораздо лучше смотрелась бы Эльза. Несмотря на это, лекарство само шло к нему в руки. А он отказывался от него, не объясняя, в чем дело. И благодаря этому, становился к нему еще ближе, несмотря на отсутствие интереса. Держа цереброл на расстоянии вытянутой руки и отказываясь лечиться, Михайлов наглядно демонстрировал, что, в отличие от многих, он действительно дурак.
Размышления педагога прервал секретарь Василий Михайлович, переступивший порог учительской. Выглядел он не менее пристыженно, чем директор перед Ольгой. Главный церебролог и его помощница, уставшие от сомнений, развернулись к подчиненному в поиске ответов, но тот помочь им был не в состоянии. Помощник принялся каяться, беспомощно разводя руками. На эти руки все сразу обратили внимание. В них мелькало заявление на отчисление, только что поданное Арсением Михайловым.
- Мальчик топтался на входе, - рассказал обо всем Василий, - но войти решился, подошел ко мне и вручил бумажку. Я и не думал, что должен его удерживать. Странно, конечно, что дурак покидает нашу Школу. С другой стороны, такое уже не раз случалось. Это же его глупый выбор, в конце концов…
- Я боюсь, чиновники из Министерства не назовут этот документ бумажкой, - директор мял заявление в руках без какого-либо уважения, - Наоборот, они примут его всерьез и немедленно признают Арсения отчисленным. С легкой душой дело сдадут дело в архив, а мы, как всегда, останемся с носом. Я не знаю, кто этого дурака надоумил, но бумагу он составил, как надо.
- Может быть, еще не поздно вернуть все обратно? Найти Сеню и уговорить его забрать заявление из Школы? Мальчик растерялся, его смутили посторонние, а это нечестно. Надо отыскать его и объяснить, что он в безопасности с нами! Нельзя все пускать на самотек, иначе гупым придется признать кого-нибудь умного – нагнетала обстановку Ольга.
Василий Михайлович затряс головой, давая понять, что не согласен. Арсений, по его мнению, ни за что бы не вернулся. В благоразумие парня младший церебролог не верил. Втолковать это Ольге, впрочем, было невозможно.
- Мне этот мальчик показался мрачным.… задерганным и нервным. Только молчал и упирался. Казалось, что еще чуть-чуть, и он заплачет. А когда я взял его бумажку, он выдохнул с облегчением, выбежал из комнаты, сам не свой… можно конечно было бы позвать охрану... но я думаю, удержать его ни у кого не вышло бы…
Герасимов поник, а Ольга на этих словах оживилась. В голосе помощника ей послышалась надежда.
- Если Сеня сам был не свой – это еще не страшно! Это значит, что его напугал парень Эльзы. Пройдет день-другой, и мальчуган вернется . Но нужно и самим не сидеть сложа руки, а поскорее разыскать его, пока кто-нибудь еще его не напугал.
Василий Михайлович пожимал плечами. Более ничего о Михайлове от него было не добиться.
Директор, обведя взглядом подчиненных, понял, что они ждут от него решения. Хотел он или нет, а дело выходило на уровень Министерства. Отношения с тем всегда находились в ведении директора, и переуступать своих прав он никому не собирался. Чтобы не лишиться авторитета, Герасимов должен был вмешаться и расставить все точки над ï .
- Василий Михайлович, - церебролог напустил на себя решительный вид, как делал всегда, когда раздавал распоряжения, - немедленно задержите делопроизводство по заявлению Арсения. Мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы вернуть мальчика обратно. Некоторое время придется делать вид, что никаких бумаг нам не поступало. В том, что Сеня у нас дурак – сомнений ни у кого не возникает. Никто ничего не заподозрит, если он так и останется студентом Школы для дураков...
Василий Михайлович кивнул, но на Герасимова поглядел исподлобья. Самоуправство, исходившее от вышестоящих, его раздражало. Чтобы нарушить устав, усердному служаке требовалось особое распоряжение руководства. Секретарь получил указание, но ждал продолжения разговора. Так что он поднял голову на директора и уставился ему прямо в глаза.
Герасимов выписал полную индульгенцию для чужой совести, особенно не колеблясь.
- Возьмите отпуск за свой счет, Василий Михайлович. И ничего не бойтесь. Перед Министерством мы сделаем вид, что сегодня вы не работали. А если Эльза напишет жалобу и скажет, что Арсений должен быть отчислен, а мы его покрываем, то ничего путного доказать она не сможет. Откуда ей знать, приняли ли вы бумагу? Что состоялось между вами и студентом? И не отговорили ли вы его? Ваш отгул заверим прошедшим днем, так что подкопаться ни у кого не выйдет. А когда ваше временное самоустранение завершится, Михайлов уже успеет вернуться в Школу. Мы сумеем отыскать его, поговорим с ним по-родительски и покажем, что даже для самого глупого и заблудшего человека всегда имеется дорога назад.