Директор некоторое время не мог решить, не вмешаться ли силой. Но время расставило все на места. В какой-то момент помогать Борисову стало поздно. Парень принял цереброла так много, что передоверил свою судьбу природе. И теперь жить ему здоровым или калекой, зависело от стечения обстоятельств или воли Божьей — повлиять на рулетку никто на свете уже не мог.
В голове у Герасимова мелькнуло, что ему может грозить обвинение в растрате цереброла. Борисов принял лекарства слишком много. Но по сравнению со страхом за судьбу этого парня сомнения отступали. Но потом накатывали на церебролога с новой силой. Директор то дергался, то просто колебался. Не мог для себя решить, оттаскивать Борисова или нет.
Когда было уже откровенно поздно, Борисов прекратил пиршество сам. Парень даже не удосужился закрыть двери холодильника, а просто вывалился из него и сел на кафель, глядя вокруг осоловевшими глазами, как наевшийся кот. Первые следы отравления были уже на лице. Гортань вспухла, губы открылись и более не закрывались. Глотка замерла, будто в последнем усилии, как если бы желудок выталкивал лишний цереброл назад. Пораженный чем-то, что не высказать словами, Борисов молчал.
- Вам плохо? - задал глупый вопрос Герасимов.
- Да мне.. как бы сказать… не совсем так, как вчера— слова выходили натужно. – А я думал, что будет всё… ой, я.. кхе-кхе-кхе-кхе... ой, я...
- Скорую! - рявкнул директор, хватая себя за голову, - Немедленно скорую! Карету скорой помощи этому дураку, карету!
*
Ждать, пока врачи доберутся до Школы для дураков по московским пробкам, в этот раз не пришлось. Санитары соседней больницы, с которыми Герасимов договорился заранее, были на месте, уже спустя 10 минут: погрузили победителя гонки за церебролом на носилки и быстро – на кону была его жизнь - понесли к машине скорой помощи. Водитель завел мотор еще утром, и по приказу Герасимова держал его на морозе разогретым. Сам директор, управляя процессией, бежал впереди носилок.
Борисов на руках у врачей смог сделать усилие над собой. Взгляд его прояснился. Парень приподнялся на локте и попросил воды. Борисова попросили быть мужчиной, и ему пришлось терпеть до машины. Лучший в Школе для дураков с детства не любил эту фразу: теперь он лег на живот и затих, давая знать о себе только тихими всхлипами.
Пока Борисов корчился на носилках, Герасимов улаживал дела со Скорой помощью. Врачи догадывались, что дела его плохи, и безбожно заламывали цену. Директору спорить не приходилось, наоборот, он краснел и взывал к жалости. В полном отчаянии он был готов обещать золотые горы, лишь бы медики не оставались перед ним в долгу.
- Мои условия вы знаете, - то напирал голосом, то умолял церебролог, - пожалуйста, проведите Борисова в больницу через черный ход. И сделайте так, чтобы никто его в этот момент не увидел. Не отмечайте парня в приемной книге, не показывайте другим пациентам, а отыщите отдельную комнату и заприте его в ней. Еще продержите его там подольше. Я заплачу за это отдельно. Если все пройдет без огласки, я вообще щедро рассчитаюсь, но у меня есть просьба: сегодня я боюсь опоздать…
Санитар глядел на директора со скукой, как на взволнованного родственника, впервые участвовавшего в похоронах. Ни грана сочувствия таким клиентам не полагалось, ведь в этом случае скидку пришлось бы выписать всему кладбищу. Герасимов не знал, как подступиться к врачам и чувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
- Поступайте так, как я говорю, и ни в чем не сомневайтесь. Если нужны деньги, то я доплачу вам. Мы ведь договаривались с Вами об этом еще вчера…
- Жульничество, воровство, Овальный, - перечислял медик, - все это в договор не входило. – А Теперь мы выяснили, в чем дело. И понимаем, какую ответственность на себя берем.
- Я доплачу вам даже больше, чем вы можете представить, - опускался до коррупции Герасимов. Одновременно опускались и его руки. – у нас, у тех, кто окучивает дураков, всегда есть деньги. Только, пожалуйста, выполните мое условие: сделайте все быстро, и так, чтобы никто ни о чем не узнал.
Спустя двадцать минут главного все-таки удалось добиться: автомобиль с лучшим из учеников Школы для дураков худо-бедно отправили восвояси. Охранники и участники выпускного вечера, стараясь не глядеть друг на друга, разбитые, разошлись по домам. На ветру перед Школой оставался только Герасимов. Меряя шагами автомобильную площадку, директор молча разбирал свои ошибки. Мысли роились, но умиротворения они не приносили. Когда машина скрылась за поворотом, начальник над дураками дал волю своим чувствам: со злости ударил ботинком по бордюру и не оборачиваясь, пошел прочь.