- Этого мало? - недоуменно поднял бровь полковник, - чтобы научно зафиксировать духовный рост?
Ученый фыркнул.
- Кто-угодно Вам скажет, что это не рост, а всего лишь обычный для его культуры религиозный обскурантизм.
- Я, кажется, понимаю, в чем дело, Тимонс, - полковник откинулся на спинку кресла, уголки его губ скривились. Во взгляде службиста можно было почувствовать даже не гнев, а явное пренебрежение обо всем догадавшегося человека, - У меня давно родилось это подозрение, но только теперь я полностью уверен. Коврик, четки, ладони, — не зря вы упомянули обо всем этом. Дело не в религии и не в атеизме. Общий знаменатель гораздо ближе - это исламская культура. Признайтесь мне как Вашему руководителю, Вы просто заскорузлый исламофоб?
Мысль о ненависти ко всему мусульманскому никогда не приходила к Сэму в голову, но о тех, кто испытывает страх перед Востоком, ему рассказывали. Эти люди были на слуху, но уважением в обществе не пользовались. В кругу ученых им не пожимали руки. Мысль о том, что на деле им владеет постыдное чувство превосходства белых над всеми остальными, легла на душу Сэмюэла тенью. Мелькнуло подозрение, что он давно не был у психоаналитика: подсознание, подобно океану, скрывало в себе чудовищ. Мог ли он, Сэм, сам того не зная, оказаться расистом? Нужно было защитить свои честь, достоинство и академическую репутацию, чтобы никакой двусмысленности не оставалось.
- Вы умеете добиваться своего, полковник, - сквозь зубы признал Тимонс. - Даже не знаю, как Вам это удается. Я попробую быть максимально объективным. Давайте включим экраны и посмотрим на испытуемого еще раз. Может быть, я что-то не рассмотрел в нем, и Вы правы, а я нет.
Однако ничего нового мониторы, установленные в комнате слежения ЦРУ, не показали: Гамаль Абдул Хан продолжал молиться в направлении Мекки, не зная, что слежение за ним ведет камера полковника номер 1. Та, установленная на стене, показывала происходившее в анфас, позволяя сотруднику ЦРУ заглядывать испытуемому в лицо. У офицера спецслужбы этот трюк вошел в обиход. Смит не брезговал возможностью изучить человека, который сам не мог его видеть. Чувство превосходства, возникавшее при этом, льстило полковнику, и он улыбался.
Зная, что Хан отвешивал поклоны точно в его сторону, црушник не менял своего положения в кресле, а, наоборот, растягивался в нем еще шире. Смешно становилось даже Тимонсу, но тот сдерживался, думая в такие мгновения об исламофобии. Может быть, он в самом деле испытывал замешанное на чувстве собственного превосходства пренебрежение? Или ни в грош не ставил мусульманскую культуру? Следовало хорошо в себе разобраться. И если найдется грязная мысль, то не потакать ей, а повести борьбу с самим собой. Брать пример следовало с вышестоящих. Хоть даже со службиста. Полковник Смит, на которого бросил взгляд исподлобья Сэмюэл, никакого напряжения не испытывал.
- Вы точно уверены, что он умнеет? – спросил оробевший ученый у безопасника.
- Нисколько не сомневаюсь. И вы тоже скоро убедитесь.
Сэм Тимонс положил голову на кулак и задумался. Молитва на экране продолжалась.
*
Когда стало известно, что Гамаль Абдул Хан через администрацию тюрьмы оставил заказ на покупку книг, эта новость обрадовала сразу и Говарда Смита, и Сэмюэла Тимонса. Полковник давно ждал возможности доказать, что Хан кое-что смыслит и за пределами молитвенного коврика. Ученый тоже был доволен: он связывал с книгами свои последние надежды. Сэм хватался за мысль, что мозг испытуемого все-таки вырос, а значит, неизбежно проявит себя в стремлении к учебе. Нужно было только проверить, что развитие мозговой коры действительно набрало ход. Ученый собрался провести вечер, следя за тем, как парень погрузится в чтение. И надеялся вернуться к полковнику с утешительными известиями.
Но стоило Сэмюэлу хоть пол взгляда бросить на пакистанца, как все надежды пошли прахом. Книги, заказанные Ханом, были не из тех, что охотно продают в магазинах. Многие из них лучше было бы никогда и не ставить на прилавки. В большинстве речь шла об исламе, и к вере в них подходили однобоко. Упоминались не мир, любовь и толерантность, не доверие к неверным, а в основном шахиды и всё, что с ними было связано.
Читателем заключенный тоже был чудаковатым. Тимонсу казалось, что он слишком близко к сердцу принимал прочитанное. За книгой парень проводил считанные мгновения и вскакивал, вскидывал руки, как будто доказывая самому себе что-то важное. Не зная удержу в своей страсти, он расхаживал по камере, повторяя что-то из усвоенного и пугая Тимонса громкими речитативами. Прижухнувшись, церебролог спрашивал себя, не станет ли новый верующий распускать руки, если выпустить его на свободу.