- Что значит - базу? - выдавил из себя Тимонс. – Какую тюрьму? Она разве наша?
- Гражданский? - снисходительно посмотрел собеседник. - Я объясню тебе как гражданскому. Место, которое ты смотрел. Его заняли. Теперь там, наверное, большая драка. Может, и неплохо бы последить за ней на видео. Я бы даже подключился к трансляции с попкорном. Но сейчас нам не покажут никакого кино.
- Как заняли? - лупцевал ресницами Тимонс, - Кто занял? Кому она нужна? В душе его теплилась надежда, что если и произошла ошибка, то, по крайней мере, цереброл из-за нее не пострадал.
Однако разуверивать новичка никто не собирался.
- Латиноамериканцы не умеют работать! Даже если платишь им деньги. В особенности они не умеют работать на нас, - пробурчал собеседник. И тут же скрылся в соседнем помещении.
В отчаянии ученый кидался ко всем, кто пробегал мимо, пытаясь выяснить хоть что-либо про свое изобретение, но никто не желал иметь с ним дела. Время от времени Тимонсу доставались тычки: пытаясь добыть информацию, Сэмюэл мешался в проходе. Иногда усилия ученого вознаграждались: до него долетали обрывки информации. Из уст в уста передавали про Владимира Энгельса, но эрудит Сэм своим ушам не верил: он знал, что это два разных человека.
Пытаясь встроиться в движение, охватившее камеру для слежения, Тимонс сам начал выкрикивать слова наугад.
- Этот парень, Энгельс, он занял базу? - спрашивал церебролог, пытаясь добиться ответа хотя бы от кого-то. Однажды голос раздался из-за спины.
- Латиносы. Террористы. Леваки. Герилья имени Ленина и Энгельса. Они заняли базу. А теперь самое главное – проваливай!
- Мое лекарство?
- Оно у них.
Тимонс сел на скамейку. Мимо пробежал, спеша из одной комнаты в другую, Смит.
- Где цереброл? - спросил уже без особенной надежды ученый, - Что с ним?
Но Говард Смит, полковник отдела по особым угрозам, Сэма не заметил: ускорив шаг, пробежал мимо бывшего напарника, не оборачиваясь и даже не глядя в его сторону.
*
Эпизод 5.
Колония «Ляоцзян» в окрестностях города Баошаня вовсе не напоминала базу ЦРУ, затерянную в колумбийских джунглях, поскольку по своему назначению была трудовой. Преступникам в ней не позволялось есть хлеб попусту: под бдительным надзором партии они трудились целыми днями, производя мягкие игрушки, детскую одежду и средства гигиены для продажи на рынке. За работу отвечал начальник Ван, державший связь с Пекином, расположенным за тысячи километров к северу. К югу лежала Мьянма.
Годы, проведенные в должности, приучили начальника к здравому смыслу партии, поэтому звонок, раздавшийся июльским днем 20NN года по особой красной вертушке, предназначенной для разговоров с центром, прозвучал для Вана как гром среди ясного неба. Всё после этих тревожных звуков стало рушиться, - и карьера тюремщика в первую очередь.
Не будет преувеличением сказать, что начальника тюрьмы испугал сам собеседник. Ответственный Ван знал всех ведавших детскими товарами наперечет, и к каждому имел свой собственный, проверенный годами подход. Но голос настойчивый и властный, не оставлявший сомнений: человек, которому он принадлежал, считал себя вправе приказывать, - разговаривал с ним впервые. Это значило: детскими игрушками в Пекине занялись совсем другие люди.
Одно то, куда повел разговор собеседник, заставило видавшего виды Вана вздрогнуть. Пекин приучил, что интересуется товаром - сохранностью, себестоимостью, износостойкостью, но зато никогда не вмешивается в производство. Партию интересовала только коммерческая выгода: все остальное оставалось на усмотрение директора. Пока Ван приносил деньги, он мог располагать своими подопечными так, как считал нужным.
Тем больше забеспокоился Ван, когда понял, как изменилась политика центра. Речи о работе больше не было, зато с уст начальников слетело требование повысить безопасность. Задавать уточняющие вопросы тюремщик не решился. Время для этого ему показалось неподходящим. Подчиняясь, он выставил усиленные посты охраны и принялся ожидать дальнейших распоряжений, даже не догадываясь, в какую сторону они его заведут.
Ван не сумел бы добиться своего положения — стать начальником цеха по производству игрушек, затем департамента по выпуску детской продукции и, наконец, крупной тюрьмы, занятой тем же самым, если бы не был деятельным чиновником. Распоряжения, пришедшие из Пекина, он выполнял без сучка и задоринки, хотя мысли о том, куда клонит партия, при этом никуда не девались. Из столицы не переставали названивать. Красная вертушка дребезжала каждые два часа, наполняя сердце начальника священным ужасом.