- Я обещаю вам, что никто не увидит ваши лица, если вы дойдете до столика с церебролом.
А если вам поставят на вид, что вы приходили на встречу со мной, то вы знаете, как ответить. Скажите просто, что я вам это приказал.
Чтобы неразобравшихся не оставалось, Кеплер повторил еще раз.
Я выключу свет, и каждый сможет взять себе таблетку. Когда же мы закончим, нельзя будет узнать, кто оказался смелым. Даже у Федерального бюро расследований не окажется сведений на этот счет.
На лицах некоторых присутствовавших читалось нетерпение. В глазах других проступала тревога. Были и такие, кто готов был покрутить пальцем у виска, поглядывая наискось: недоверчиво и с упреком. Этим казалось, что вовсе не с президентом, не со странным лекарством, а с самим заместителем госсекретаря произошла неприятная перемена. Однако никто из собравшихся не готов был ни встать с места, чтобы выйти, ни подойти ко столу: ни послушаться Кеплера, ни отказать ему.
«Я свое решение принял, - сжал в карманах кулаки чиновник, - и отступать мне уже некуда. Что бы ни произошло, моя карьера в Госдепартаменте закончена. Но лучше будет, если я уйду не просто так, а с пользой для дела. Я покажу президенту, что это значит - защищать свой мандат незаконными средствами. Запрещать прорывное лекарство, с единственной целью — сохранить в неприкосновенности свой состоящий из идиотов электорат».
Когда стало ясно, что пауза затянулась, дипломат выложил на стол свой последний козырь. Дипломатов он знал лично и к каждому мог обратиться поименно. Стоило вызвать на искренность хотя бы некоторых из них и посмотреть, что будет. Может быть, большинство вовсе не против попробовать церебролу, только нуждалось в отдельном приглашении. Начал Кеплер с тех, кого не считал особенно яркими. Такие могли внутренне тянуться к поумнению, чувствуя, где их Ахиллесова пята.
- Вот вы, Джон, вы ведь из департамента Африки, не так ли? У меня уже давно есть для Вас предложение. Вы жаловались, что не можете добыть сведения с места. В таком случае готовьтесь. Цереброл может означать для Вас уникальный карьерный шанс.
Чернокожий дипломат не ответил на призыв начальника. Вместо этого демонстративно скривил губы. Возможно, он посчитал, что Кеплер над ним насмехается или в чересчур завуалированных выражениях собирается указать ему на дверь.
- Мне казалось, что я не так и плохо справлялся со своими обязанностями, чтобы ставить мой ум под сомнение. Тем более это несправедливо, если речь идет о моей компетентности. Но у меня закрадывается подозрение, что по каким-то причинам Вы обращаетесь к так называемому языку Эзопа. Попросту Вам не нравится, что я это я.
- Мы не говорим о расизме, Джон.
- Нет, мы говорим о расизме, Майкл. И каждый раз, когда черный с белым сходятся в беседе, речь у них все равно идет о расизме.
- Я умоляю вас, Джон, по крайней мере, на этот раз у нас другая тема. Давно изжитые предрассудки тут ни при чем. Я говорю, что вы смогли бы лучше понять Африку, если бы последовали моему совету. Хитросплетения Черного континента настолько сложны, что не укладываются даже в такой светлой голове, как Ваша. Так почему бы не улучшить свой собственный природный ритм, приняв лекарство. Тем более, если это созданный в Америке цереброл?
Однако уговоры замгоссекретаря не достигали цели. Похоже было, что Джону они пришлись не по нутру. Афроамериканец морщился. То ли из-за «светлой головы», то ли из-за «света в конце туннеля», который не к ночи упомянул Кеплер, но афроамериканец глядел на цереброл без одобрения, а на самого Кеплера как на разрушителя устоев и своего личного оппонента. Всем своим видом Джон показывал, что и сам цереброл не возьмет, и другим брать не советует.
«Прискорбно, - едва водил губами Кеплер, - Возможно, меня поняли неправильно. Как бы там ни было, терять нечего. Не Джон, так кто-нибудь другой должен откликнуться. Дипломат - это опасная профессия. В их рядах всегда можно отыскать рисковых парней.»
Кеплер развернулся на 90 градусов, и лицом к лицу с ним оказался другой эксперт — известный в Государственном департаменте индолог. Долговязый белый мужчина с залысинами, из-за которых его лоб казался особенно высоким. Тот мог прочитать лекцию о чем-угодно, в том числе и о расизме. Но по крайней мере, обвинений от него можно было не ожидать.