- А как он разбрасывает продукты, которые я приношу ему на ужин! Он достает из холодильника и ест прямо на кровати. И если не доедает, то оставляет там же, среди одеял. Потом мне приходится разгребать всё это, - Нина подняла сморщенные руки, будто взывая Геннадия к ответу. – Вы говорите: «помойка». Но помойки, они не в квартирах, они в головах!
Лицо директора исказила легкая гримаса. Родители, навязчиво рекламировавшие глупость своих детей, его раздражали. В таком повороте беседы Герасимову чудился нечестный маркетинговый прием.
Оказавшись в комнате студента, директор сел на корточки и принялся исследовать пол. Находки были скромными, но показательными. Под простыней, свалившейся на линолеум, обнаружился пакет с грязным бельем, а в зазоре между кроватью и стеной - эротический календарик. Нина увидела его впервые. Женщина всплеснула руками и тут же предъявила на вещь права собственности: вытащила из зазора и развернувшись лицом к Герасимову, продемонстрировала как доказательство своей правоты.
- Видите, чем он занят! А вы ведь знаете, сколько моему парню лет.
Герасимов отвернулся. Нина была уж слишком предвзятой. Доводам родителей при определении глупости детей доверять было нельзя.
Стоило искать улики самостоятельно. В левом углу комнаты громоздился отборный хлам: пакеты, бутылки, носки, салфетки, рекламные стикеры, фотографии и газеты. Директор сразу обратил внимание на эту кучу предметов: поворошил их ладонью и извлек вырванные страницы какой-то книги. К художественной литературе он питал особую слабость. Так что отвлекшись от других обязанностей, попробовал для себя решить, глупо ли уделять внимание этим строчкам или нет.
Нина же терять внимание директора не собиралась. Видя, что тот отвлекся, выбралась из комнаты, но скоро вернулась с кипой бумаг, тетрадей и папок. Герасимов не хотел знакомиться с их содержимым, поскольку кое о чем догадывался заранее. Однако зажатый в угол среди чужого барахла, справиться с навязчивой женщиной не мог.
В руках у хозяйки были дневники Геннадия за среднюю школу. Герасимов считал показывать оценки спустя многие годы верхом церебрологической пошлости. Родители всегда носились с этими отметками как с писаной торбой, будто не признавая, что Эйнштейн, Дональд Трэш и нынешний президент США учились в школе с тройки на двойку. А кем становились после выпуска отличники? Директор не хотел даже думать об этом. Но когда дело доходило до подтверждения глупости, родители обязательно вытаскивали дневники своих чад.
Видя, что директор не впечатлен, Нина зашла Герасимову в анфас: взгромоздилась на мусорную кучу Гениных вещей и силой овладела вниманием гостя, продемонстрировав из тетрадей сына один-другой особенно возмутительный разворот. Тогда Герасимов распрямился и указал ей на дверь.
Не добившись ничего путного от директора, мать Геннадия наверстала упущенное с Ольгой. Обе женщины уединились на кухне, где склонились над Гениными тетрадями, прописями и дневниками, которыми главный церебролог открыто побрезговал. Директор поначалу выдохнул с облегчением, но вскоре понял, что радовался рано. Мать студента и его ближайшая подчиненная быстро спелись. Звуки их беседы, доносившиеся из-за стены, не оставляли в этом сомнения. Да и говорили они слишком громко. Так что теперь рыться в вещах приходилось, не отрывая одну из рук от ушей.
Когда Ольга вернулась с кухни, вся пылала от возмущения.
- Этот парень, Геннадий, цереброла, может, и не стоит. Но он заслужил кое-чего похуже. Пиздюлей. Он ругается матом. Скажешь «ладно»? Но вот однажды к нему пришла его мать, и тогда он…
- Ты ее не слушай, - Герасимов позеленел. –. родственники твердят одно и то же. Вьются, как уж на сковородке, чтобы только их детям достался цереброл.
Директор продолжил рыться в вещах Геннадия, извлекая на свет редкостные предметы. Ольгу при виде этого зрелища распекало любопытство: в точных движениях начальника просматривался какой-то расчет. Однако выяснить, что тот задумал, не удавалось: директор был слишком увлечен своей работой и обычно помалкивал. Затянувшуюся паузу прервала Нина. Та возвратилась из кухни, держа в руках поднос с чайником и чашками чая и снова повела разговоры про глупость сына.
- Я вот думала: Гена! Ну, когда же ты окончишь школу?! Оболтус. Когда тебе вручат аттестат, я напьюсь. Но я же не знала, что он будет учиться всю жизнь. И мне самой придется отправить его на доучивание в Школу для дураков…