Скора придется зарабатывать не нагами а галавой. И что тагда?
Осилив две трети, директор отложил тетрадку футболиста в сторону и снова запустил руку в стопку. Из середины бумажной горы на свет появилась работа, принадлежавшая другой претендентке - Модели. Та оказалась короткой и изобиловала грубыми ошибками. Однако дело было в нюансах. Судя по тому, как эти ошибки делались и какого рода они были, назначать цереброл девушке все-таки не стоило. Красавица, конечно, не разобралась в пунктах, но ей это и не требовалось. Зато мысль, шедшая от души, была у нее неглупа.
Все модели стареют а что патом? Скора придется зарабатывать не нагами а галавой.
Что-то в этой фразе насторожило Герасимова, хотя читал он, не особенно вдумываясь. Мысль девушки была знакомой, как будто, вопреки стереотипу о глупости, блондинка использовала чьи-то известные цитаты. Дойдя до конца, директор догадался, в чем дело. После чего признал правоту Ольги. Манекенщица списывала у футболиста. Предложение про голову и ноги было общим у этих двоих.
Мысль о списывании одним дураком у другого ставила церебролога в тупик. Нечестность на экзамене можно было понимать двояко. Взгляд Ольги на эту проблему был директору не по сердцу. Герасимов видел в краже не глупость, а отражение лучших качеств модели: высокой социальной приспособленности, умения понимать прочитанное и способности к переработке информации. Был и еще один довод: девушка из шоу-бизнеса заимствовала с разбором, взяв у футболиста не какую-нибудь глупость, а только самое лучшее из того, что он написал.
Все сочинения, которые попадались директору в первые полчаса проверки, наводили на грустные мысли. Герасимов успел сделать вывод, что думал о своих учащихся слишком плохо или, если смотреть с точки зрения научной церебологии, напротив, неоправданно хорошо. В душе его просыпалась кроткая, осторожная, неуместная в этих обстоятельствах вера в человечество. Чтобы сбить это настроение, директор вспоминал про своих родственников и знакомых и только потом возвращался к работе. Однако этого разворота было недостаточно. Приходилось прибегать к откровенному самовнушению. Дураки в списке студентов точно имелись. Министерство, отбиравшее кандидатов, не могло ошибиться тридцать семь раз подряд.
Вытаскивая наугад листки из пачки, Герасимов наткнулся на сочинение некоего студента Арсения, про которого ранее и слыхом не слыхивал. Написанное идеальным почерком, оно было занудным и мучительно длинным. Автор неплохо разобрался в пунктах, так что, следуя рекомендациям Министерства, отвечал по порядку. Похоже, он и правда пытался осветить все поставленные чиновниками вопросы. Однако какую же чушь он при этом нес!
Вскоре директор осознал, что мысли Арсения приподнимали ему настроение. Азарт у охотника за дураками возрастал. Директору казалось, что он встал на верную дорогу. А в руках у него настоящее сокровище. Пальцы Герасимова как у всякого первооткрывателя, нервно подрагивали.
Уже спустя пять минут, церебролог не сомневался: это было ровно то, что ему нужно. В ответах Арсения чувствовалась та искра Божья, которую ни с чем нельзя перепутать. Яснее всего об этом говорил синтаксис. Разница между письменной и устной речью под пером мальчика стиралась, и фразы склеивались между собой. Двигаясь по ассоциации, парень терял нить изложения и в конце концов, перескакивал на какой-нибудь другой, совершенно посторонний предмет. Сбиваясь на ненужные отступления, он лишь с огромным трудом возвращался назад. Всерьез писать так мог только человек, вынужденный марать бумагу из-под палки. Герасимов задумался, действительно ли Арсений закончил пятый класс, как утверждалось в его резюме.
Протискиваться через фразы без проблесков смысла было для Герасимова привычным занятием. Придаточные предложения Арсения подходили для этого идеально. С первого взгляда было ясно, что они написаны через силу. Сеня не знал, как ему закончить и по глупости тянул фразы до конца, а обрывал, когда не мог волочить их дальше. Просто взять и поставить точку было выше его сил.
Герасимова обнадеживала эта вязкость. Мысль растекалась по строчкам, становясь сумбурной, а потом начинала противоречить сама себе, и, уже ненужная, все равно не отпускала рассказчика, и тащила его за собой, как испуганная лошадь. Арсений постоянно твердил, что хотел стать умным но не ведал, в чем была мешавшая ему причина. У всего на свете есть причина, Арсений был уверен, он искал ее, но не мог нащупать, спотыкался и плакал.