Герасимов отдавал себе отчет, что не в состоянии охватить взглядом всю аудиторию, и вполне может упустить что-то важное. Хуже, складывалось чувство, что-то здесь и сейчас проходит незамеченным. Какая-то угроза настойчиво сгущалась совсем рядом. Директор чувствовал ее приближение, но отвести от себя не мог. Так и вышло: Егор Борисов выскочил невесть откуда, воспользовался паузой и задал свой дежурный вопрос. Парень, похоже, получал удовольствие: весь зал обернулся в его сторону, а он расправил плечи так, что стала видна надпись «Сорбонна», и с умным видом произнес:
- Цереброл стимулирует способность к формированию нейронов, а не воздействует на процессы формирования сознания в микротрубках. Верно ли, что у поумневшего человека характер и склад души останутся прежними, поскольку средство не оказывает влияния на эмоциональный интеллект?
Тут пришло время директора мстительно усмехнуться. Похоже, Борисов раздражал не только преподавателей. Студенты уставились на него угрюмо и пугали своими взглядами. Умник, осознав, что дал лишку, попробовал сформулировать свой вопрос попроще, хотя особенного прогресса не достиг.
- Как я узнал сегодня, эмоции человека формируются в микротрубках его головного мозга, а ум напрямую зависит от напряжения в нейронных сетях. С помощью цереброла можно разогнать взаимодействие в этих каналах, а следовательно и повысить умственные способности на порядок. Однако поменяется ли от этого годами сформированный характер? И верно ли, что интеллект и моральные качества никак не связаны между собой? И если повышается первое, то второе остается прежним, как и было?
Герасимов чуть не поперхнулся - ему показалось, что Борисов нашел ошибку у самого Гикинга. Слава Богу, всерьез защищать теорию церебрологии перед этой аудиторией не полагалось. Какая разница, где была правда: пусть даже на стороне студента. Вести этот спор до победы директор не собирался. Нужно было лишь сохранить лицо, чтобы не ставить под угрозу авторитет перед дураками. Такая возможность представилась довольно быстро.
- Да. Верно. Все правильно вам кажется, – Герасимов сделал голос потише, непринужденным движением снял очки и взглянул на Борисова бережно, как на пациента.
- И все-таки, я должен заметить Вам одну вещь. Вы слишком умный. Я не понимаю, что вы делаете здесь.
Этих слов, даже произнесенных тихо, было достаточно. Борисов присел, чего-то застеснявшись, а другие примолкли, как будто эта реплика относилась ко всем сразу и для каждого означала угрозу. И только футболист вместе с моделью все еще продолжали записывать, а на заднем ряду кто-то жевал, ни на кого не обращая внимания. Лектор даже не стал выяснять, кто это был именно, хотя, с точки зрения церебрологии, такой вопрос был закономерен. Довольный, что последнее слово осталось за ним, Герасимов сошел с трибуны и шмыгнул в сторону двери.
- А теперь объявляется пауза, господа, – на ходу произнес он.
*
Студенты воспользовались выдавшейся паузой: обступили Борисова и принялись что-то громко втолковывать ему. Герасимов, позабытый всеми, быстро покинул аудиторию и поднялся в свой кабинет на третьем этаже Школы для дураков. В глубине комнаты у окна он отыскал Ольгу. Могло показаться, что директор в ярости, но в действительности им владели другие чувства.
- Что нам делать с этим Борисовым? – проговорил он, уже заикаясь, - Проявлять снисходительность слишком долго невозможно. Когда-нибудь мы должны поставить его на место. Нельзя позволять студенту унижать преподавателей - не потому, что мне обидно, а из-за того, что другие дураки могут сделать неправильные выводы насчет нас.
- Со стороны выглядит забавно. Он пробует вывести тебя из себя, а ты не поддавайся.
- Лично мне – он безразличен, но я боюсь, что как-нибудь он сорвет мои занятия… задаст неудобный вопрос и заставит объясняться, может повиснуть пауза или раздастся смешок, потом еще один, и тогда… студенты поверят не мне, а ему. В выступлении важнее всего напор и харизма. Только они производят впечатление на аудиторию. Не забывай, в зале собрались дураки!
- Не надо бояться его глупых вопросов. Держись твердо, отвечай ему, как в боксе, вопросом на вопрос.
– Не требуй от меня слишком многого. Это несправедливо, с экономической точки зрения. Мне и без того приходится за смешные деньги выступать перед сборищем дураков.
Прошло десять минут. У пришедшего в себя директора и голос стал громче, и темы для разговора – другими. Теперь церебрологи занялись обсуждением планов на занятия. Во второй части лекции директор собирался использовать старый прием: нести чушь в надежде, что самые глупые, услышав ее, не совладают с нервами. При удаче можно было заставить их раскрыться и показать себя. Только Борисов, вечно комментировавший директора, приходился некстати. Он мог помешать делу: поднять на смех Герасимова, не дав тому довести свое выступление до конца.