В глубине души директор сознавал, что удара не держит. Не так и часто кто-либо вообще осмеливался с ним спорить. В Школе для дураков он был за главного, что избавляло от множества проблем, но и лишало необходимой тренировки. За исключением встреч с Ольгой, время Герасимов проводил в компании покорных, заискивающих, на все согласных дураков.
Имея дело с такими, Герасимов принял на веру, что все дурни одинаковы. Как политики во время выборов, они стоили друг друга. Касымов был другого мнения: то и дело ворчал, что дураков гребут под одну гребенку, не выбирая из них самых глупых. Туркмен был уверен, что существуют особые, ни на кого не похожие, идеальные дураки.
У Герасимова от туркменского подхода к церебрологии начиналось легкое головокружение. К научному знанию он не имел никакого отношения. Однако практическую хватку Касымова и знание им жизни отрицать было невозможно. Герасимов любил абстрактные рассуждения про сходство идиотов между собой по объему мозга, но с Касымовым отступления не проходили. Ашхабадец отвечал сочными фактами об остолопах Туркмении, затмить впечатление от которых было нечем.
Не особенно образованный Касымов брал практическим опытом: дураков в своей жизни он повидал больше, чем Герасимов. Многие из них были непрошибаемыми, идеальными образцами. Поэтому в споре туркмен выглядел лучше: ведь что глупо, а что нет, познавалось в сравнении. Недостаток практики заставлял самого Герасимова сомневаться в своих силах. Пользуясь этим, туркменский церебролог развивал полномасштабное наступление на москвича.
Директор пятился и менял тактику по ходу боя. Дурней в стране Пушкина тоже было достаточно. Нужно было лишь использовать их сильные стороны. Герасимов вспоминал про русских, чтобы смутить Касымова, однако успеха не добивался. Туркмен лишь скептически улыбался, давая понять, что славянской глупостью не впечатлен.
Тогда Герасимов предъявлял фотографии суровой российской разрухи в глубинке. Аргумент этот действовал на иностранцев, но с выходцами из ближнего зарубежья срабатывал еле-еле. Туркмены не были исключением. Касымов равнодушно пожимал плечами и бросал в бой фото своей родины. По масштабам запустения она оставляла российское захолустье далеко позади.
Герасимов пробовал перевести разговор на Украину. Фотографии этой страны он выдавал за глухомань где-то между Воронежем и Тамбовом. Почему-то там ничего не росло и стояли заброшенные хаты. Касымов принимал всё за чистую монету, но не тушевался. У него под рукой были туркменские фото — благодаря им, он вырывался вперед.
Время от времени Герасимов заводил речь на любимые темы: про приватизацию в России, дураков, дороги, правительство. Касымов парировал безработицей, террористами и грязью в Туркмении. Грязь имелась и в России, но при сличении ее оказывалось меньше. Маятник спора колебался, но все увереннее указывал в сторону от Москвы.
К вечеру глава российской Школы для дураков истощил свою память и почувствовал себя разбитым. Касымов же доставал из своих запасов все новые и новые образцы местного идиотизма. Иногда это были документы, скрепленные подписями высокого начальства. Масштабы потерь и бесстыдство хищений в Туркмении впечатлили бы любого. Под гипнотической силой доказательств Герасимов вынужден был идти на попятный. И в конце концов, сдался перед напором превосходящих сил.
- Пусть ты и прав и цереброла вам не хватает. Пусть он нужен вам всем, туркменам, я с этим не спорю. Но обратились вы не по адресу. Отомстите тем, кто действительно виновен. Захватите в плен сотрудника Министерства!
- У нас тоже есть свое Министерство, — хладнокровно отвечал Касымов, - Министерство глупости. И в Казахстане, в Узбекистане, в Кыргызии - то же самое. В Афганистане есть даже целое ведомство натурального Идиотизма. Ну, и что, прибедняться не стоит, ничего особенного в вашем положении нет.
- А у нас в России сразу много министерств глупости. Но я не дурак и ни в одном из них не начальник. Я не определяю квоты на лекарство. Маюсь в таком же положении, как и ты: перед каждым кварталом умоляю, чтобы мне выделили дополнительный цереброл.
Туркмен, слушая про чужие беды, не водил и бровью, зато нос кверху поднимал регулярно. Москвич от такого равнодушия откровенно заводился.
- Не только тебе в Ашхабаде, но и мне в Москве живется несладко. Мешают чиновники, журналисты, активисты. Квоты, планы, отчеты. Жалобщики со всего постсоветского пространства. Вдобавок Овальный... ты и даже не представляешь себе, что это такое! Человек роет под наше общее здание церебрологии, как будто ему заплатили. Я думаю, американцы всему виной.