- Наше лекарство опасно, ты должен помнить об этом. Куда девались все твои знания? Мы вместе с тобой зубрили церебрологию в университете! Ты знаешь, подсевшие на цереброл губят себе здоровье. А новички – могут лишиться и жизни. Ученые разработали инструкции для пациентов. В них говорится, что лекарство подходит только самым глупым. Не дай Бог его попробуют умники, и тогда скандала, дефолта головного мозга и появления Овального не избежать…
Касымов пренебрежительно фыркал.
- На это я тебе скажу так: сытый голодного не понимает. Если в стране нет дураков, то церебролог вынужден дуть на воду. А на его пути всюду разбросаны капканы. Каждый глупый в таких местах на вес золота, и почти всегда он не хуже умного. Именно башковитые и придумали цереброльные законы. Они писаны на всякий случай - да еще для шибко нервных. А нам, туркменам, эти законы не писаны вообще!
Касымов отнял руки от руля перед опасным поворотом, так что Герасимов на заднем сидении побелел от ужаса.
- Все это сделано для перестраховки. А у нас кроме вашего цереброльного передоза, и непридуманных проблем пруд пруди.
Когда автомобиль остановился у здания Государственного архива, туркмен выскочил из машины, как ужаленный, не закрыв за собой даже дверцу. Герасимов, бывший на чеку, рванул за ним, больше всего боясь оказаться не у дел. К счастью, догнать туркмена удалось довольно быстро. Москвич больше не подвергал себя риску: схватил провожатого за край пиджака и уже не отрывал рук.
На каждом посту охраны (а их оказалось четверо) туркмен показывал удостоверение, а москвич, который не имел никакой корочки, втихую протискивался у него за спиной. За третьими дверями Герасимова все же оттеснили, но на тот момент срывать его замысел было поздно. С места, которое москвич успел застолбить, можно было проследить за тем, как Касымов искал документы на Бибиджанову. Туркмен закрыл дверь у него прямо перед носом, но так неплотно, что удавалось подсматривать за происходившим, не выдавая себя. У москвича возникло впечатление, что так вышло нарочно: Касымов позволил ему быть в курсе дела, от которого зависела судьба церебрологии в России.
Герасимова, косившегося через просвет, пугала сам обстановка в архиве: ни телефонов, ни компьютеров, ни ксероксов там не было. На глаз попадались лишь столы и шкафы с папками, сложенными в явном беспорядке не только на полках, но и на полу. Не так давно архив, видимо, перевозили с места на место. А после того, как он обрел новое пристанище, за его работой перестали следить.
На длинных стеллажах, стоявших параллельно друг другу, скапливались бумажные дела, покрытые пылью. В одном ряду с массивными переплетами виднелись скромные канцелярские подшивки. Те бросались в глаза не только на своем месте, но и повсюду: на столах, между полками и даже на полу: похоже, их время от времени брали в руки, но никогда не возвращали назад.
Герасимов подумал, что разобраться в этом беспорядке мог бы только тот, кто его наводил. У архива должен был быть смотритель. Скоро его фигура показалась в проеме – пожилой туркмен в очках на носу с горбинкой. Через просвет было видно, как вместе с Касымовым он перебирал папки, ставя ненужные назад, как заблагорассудится. То и дело оба шумели друг на друга, вскидывали руки, и тыкали пальцами в живот.
Герасимов почти не сомневался, что они ничего не найдут.
Вскоре москвича отвлекли от наблюдений. В зал зашли новые охранники со злыми скуластыми лицами. Герасимов пришелся им не по душе. Чтобы не искушать судьбу, он сам отсел вглубь зала. С нового места не выходило подсматривать через просвет, и директор некоторое время ориентировался по звукам.
Новое дело для Алексея Герасимова нашлось довольно быстро. Под рукой отыскался смартфон с доступом к почте. Злые охранники ничего не понимали в современных технологиях и потому не возражали, что у них на глазах отправляли файлы из Туркмении на волю. Герасимов вовсю стучал пальцами по экрану, замечая краем глаза, что кое-что изменилось на другом краю зала: дверь в архив плотно закрыли, и звуки уже не вырывались на свободу, как прежде.