Перво-наперво директор выбрал направление для атаки. Следующую лекцию он посвятил целиком Футболисту, ради чего принес из библиотеки издания об истории спорта. Это были старые, пожелтевшие от пива страницы. Их листали те, кто никогда не читает книги, и благодаря ним узнавали правду. В российских игроках таился изъян, который нельзя выразить словами. Но делать вид, как спортивные функционеры, что изъяна не существует, не приходилось : так могли думать только недотепы, смотрящие футбол исключительно под алкоголь.
Герасимов сощурил глаза, пробежавшись взглядом по картинкам из книг и недоуменно пожал плечами. На лица футболистов ложилась какая-то тень, но зато и загадка, связанная с ними, манила. Нужно было заставить эти черно-белые изображения заговорить.
Для начала директор уяснил, что российские футболисты были вовсе не кривыми и косыми убогими людьми, как думают завистники: фотографии свидетельствовали об обратном. Скорее, эти парни страдали от экзистенциальной неуверенности в себе - сомневались в самом своем праве на существование. Достаточно было посмотреть матч чемпионата Испании, чтобы задаться вопросом: для чего за российский футбол платят такие деньги. В глубине души сомневаясь, что они приносят пользу, игроки не могли ничего с собой поделать - ни крепко встать на футбольное поле, ни спеть гимн, ни нанести по воротам противника прицельный удар.
Это тягостное впечатление Герасимов и намеревался развить на лекции, чтобы, как следует, разозлить футболиста, и, если получится, спровоцировать его на скандал.
Пойти в атаку на спортсмена Герасимов решился после того, как изучил запись, сделанную на камеру Ольгой. То, как игрок отреагировал на слова Борисова о взятке, наводило на мрачные мысли. В пору было диагностировать безоговорочную церебральную пригодность, несовместимую с борьбой за повышение интеллекта. Отправлять отчет об этом наверх было неудобно. Что скажут в Министерстве? Выходило, что чиновники что-то напутали: снова ошиблись при выборе претендентов на цереброл.
Логические рассуждения подводили к тому же выводу. Футболист не повелся на провокацию, которую устроил ему Борисов - и отказался готовить деньги директору на взятку. Хуже того, он попробовал отговорить всех остальных от этой сомнительной затеи. А когда у него ничего не вышло, использовал последний шанс - от души нагрубил Борисову. Это заставило одуматься хотя бы часть придурков, и только Профессор, ничего не желавший слушать, отважился на глупый поступок. На больший успех и рассчитывать было невозможно. От такого здравомыслия Герасимов готов был схватиться за голову — футболист был далеко не кретин.
С какой стороны ни посмотри, всё указывало на высокий уровень интеллекта у спортсмена. Даже то, что он назвал Борисова мудилой, заслуживало извинения. В конце концов, сам директор, прокручивая запись, ловил себя на той же мысли.
Закрадывалось подозрение, что спортсмен был вовсе не глупым, а наоборот, интеллигентным, молодым и в силу особенностей российской экономики хорошо зарабатывающим мужчиной в самом расцвете сил. В этом случае следовало испортить ему настроение — поставить вопрос об исключении из Школы для дураков.
Держа в уме недавние события, Герасимов предпочитал не оставлять студентов наедине друг с другом. Он приезжал на занятия первым и следил за тем, как ученики входят в зал. Неожиданностей обычно не возникало. Порог аудитории они переступали в порядке, не менявшемся от недели к неделе. Сначала Лора со своим ребенком на коляске, потом полицейский, модель, Арсений Михайлов, хипстеры, торчок, программист и профессор. В последние дни ученый не появлялся, и Герасимов затаил надежду, что он уже не вернется. Директор не возражал бы, если бы непутевый студент покинул Школу для дураков навсегда.
Однако же на ход занятий отсутствие профессора не влияло, хотя без него рассадка студентов в помещении менялась. Полицейский, Торчок, Модель вынужденно ютились за одной партой. Это меняло внешний вид аудитории, придавая ему странную соразмерность. Охват голов у студентов теперь снижался по мере движения к краю. Крепкая приплюснутая у полицейского, небольшая овальная у модели и попросту мелкая у торчка. Директор с подозрением взирал на этот ряд, особенно когда все трое — один ниже другого - поднимали головы и застенчиво взирали на него.