Выбрать главу

невыносимо. Всё одно как профессору Кембриджа раздеться до майки и трусов, встать в стенке, закрывая руками промежность перед штрафным ударом противника. Ни один ученый не ввяжется в подобное.

 

- Ни один, — подал голос слабоумный Арсений Михайлов.

 

Это было глупо. К академическому миру Арсений не имел никакого отношения. Ни один профессор даже не поставил ему двойки. Странная реплика просто повисла в воздухе, не вызвав никакого ответа. Никто даже не показал на дурака пальцем. И тем не менее лицо директора просветлело. А может быть, он просто решил ухватиться за соломинку. Ему показалось, что именно в этой безыскусной нелепице и крылось его спасение. Остальные дураки были умными и даже слишком жуликоватыми. Назначать цереброл им было бы наивностью. Другое дело — Михайлов, претендент, на которого директор бестактно не обращал внимания. Помимо всего прочего, - это был тихий и скромный парень, что само по себе надежный признак глупости. Все это время Арсений, сам того не зная, терпел и ждал своего шанса. Он был своего рода мучеником церебрологии. Директора мгновенно накрыло подозрением, что уже несколько недель он ходил вокруг да около - и самого важного не увидел. Его главный дурак был здесь!

 

- Ни один, - автоматически повторил те же слова Герасимов, отвлекшись на свои мысли, а потом обнаружил, что не знает, чем закончить свою речь. Церебролог не мог совладать с чувством, будто после встречи с Михайловым остальное сделалось ненужным. В конце концов, самое важное уже давно было сказано, и дураков стоило отправлять куда подальше. Что же касается Футболиста, то ничего большего добиться от него все равно было невозможно.

 

- Советую вам всем еще раз обдумать то, что я говорю по поводу цереброла. А теперь вы можете расходиться, господа.

 

Когда недолгая пауза завершилась и раздались аплодисменты, Герасимов, зыркнув острым глазом, заметил, что единственный человек, мнение которого его интересовало, - спортсмен - не аплодирует, но и не отворачивается, и не морщится и даже не встает с места, а сидит так, как будто на лекции он отбывал номер и даже не заметил, что она подошла к концу. То ли стальная выдержка, то ли апатия были всему причиной, то ли какой-то хитрый план вызрел и

был приведен в действие, – но вывести парня из себя у церебролога не получалось. Директору захотелось когда-нибудь отыграться на нем за это. И тогда под влиянием неудачи Герасимов принял решение, что игрок как кандидат в тупицы не имеет шансов на цереброл, пока действительно не начнет тупить.

 

Директор неспешно потянулся к выходу, мучаясь мыслью, что еще одна лекция прошла даром. И может быть, даже в самом его педагогическом методе крылась какая-то ошибка. От подступавшего при таких мыслях уныния спасли нежданные известия. На входе в класс стоял, запыхаясь, Василий Михайлович, спустившийся с четвертого этажа. Секретарь чуть не споткнулся на пороге - так он торопился сообщить, что Профессор и Программист забрали заявления о зачислении в Школу. Герасимов сразу же потребовал ознакомить его с их объяснительными, и прочитав до конца, просиял, как медный грошик. Речь не шла о временном выплеске эмоций, часто встречающемся у придурков. Бумаги были составлены по всей форме и утверждены в инстанциях Министерства. Сами по себе они не оставляли сомнений: решение свое профессор и программист приняли в здравом уме и ясной памяти. Неудобные, слишком умные учащиеся по доброй воле выбывали из числа кандидатов на цереброл.

 

Облегчению Герасимова не было предела. Директор в волнении потряс своего подчиненного Василия Михайловича за плечи. И даже захотел от щедрости души выписать ему премию, но вовремя одумался. Остановился на том, что просто дружески обнял подчиненного.

 

Хотя в глубине души директор все еще смущался, вспоминая, как кричал Профессору ВОН!!! жалеть о приступе ярости больше не приходилось: грубость, даже самая отчаянная, приносила пользу. Герасимов испытал подъем от этой мысли: по крайней мере, становилось ясно, что делать дальше. Со своей обычной безапелляционностью он решил переговорить с со студентами тет-а-тет и надавить на каждого. Кого назначить главным дураком, Герасимов еще не придумал, да это было и неважно. Действовать можно было от противного: для начала выгнать заведомо неподходящих кандидатов на цереброл.

 

 

 

*

 

Договориться о встрече со студентами не стоило большого труда: все учащиеся и без того стремились к Герасимову на прием. Некоторых уже давно замечали у его двери, где они бродили, надеясь на случайный взгляд или возможность переброситься парой слов. Однако церебролог, наученный горьким опытом, держался от дурней подальше. К разговорам он предпочитал готовиться заранее, присматриваясь к лицам и прикидывая, что может выкинуть тот или иной дурак.