— Я умею, но медленно! — рявкнул разозленный Прохоров.
— Нужно улучшать навык, — невнятно заявил Валерон, поскольку он не забывал уписывать свою порцию, с чем управился куда быстрее, чем мы. — Так, я книги тащу? С возвратом, когда прочитаете.
— Тащи, — разрешил я. — Но чтобы запомнил, где взял, и туда же вернул.
Валерон облизал мисочку и испарился. Видно, решил, что такая месть в виде принесенных книг будет самой правильной. А то сначала обзовут лохматым, потом заставят есть на полу и в конце концов сядут на шею.
Сколько он там чего приволок, я не смотрел, потому что сразу после завтрака мы пошли в кузню. Благодаря Валерону она преобразилась: помощник приволок все, что хотя бы отдаленно имело отношение к кузнечному делу, и на полочке лежали как клещи нескольких видов, так и другие инструменты. Кузня сразу приобрела вид обжитый и рабочий, хотя большинство инструментов имели толстый слой ржавчины. Кожаный фартук и перчатки тоже не были забыты, пусть и казались откопанными на помойке. А еще обнаружились заплесневелые кузнечные меха. Я с сомнением их потрогал — хватит ли хоть на сколько-то?
— Ну, че, — бодро сказал Прохоров. — С этим можно работать. Вещицы дерьмовенькие, но принцип показать годятся. Че там с углем?
Он залез в мешок, пошебуршал и недовольно сказал:
— А черт его знает. Счас проверим.
Перед отъездом горн не почистили, он остался заполненным золой и обломками спекшегося угля. Прохоров начал вычищать мусор, комментируя почти каждое свое движение. Выглядел он почти так же важно, как Коломейко на занятиях. Поди, его и представлял.
На дно горна Прохоров высыпал крупные куски, любовно погладил, сформировал внутри выемку, куда высыпал мелкого угля, почти крошку, перемешанную со стружками и щепками.
— Там от твоих артефактов остатков нет? — забеспокоился я.
— Не боись. Я свои артефакты отдельно держу, — отмахнулся Прохоров и аккуратно поджег сооружение Искрой.
Загорелось только со второго раза, зато ничего не бумкнуло, как я втайне опасался. Огонек пламени угнездился на щепке, затрещал, задымил и нехотя начал разгораться.
— Этот горн простенький совсем. А есть с магическими прибамбасами, — говорил Прохоров, пристально наблюдая за разгоравшимся огоньком. — Там жар сразу подается и воздух нагнетать не надо, потому как не горит ничего. Жар магический.
Пока полной схемы артефактного горна у меня не было, но я уже понял, что вещь это стоящая, нужно делать.
Тем временем Прохоров следил за огнем, подсыпая угольную мелочь, чтобы тот разгорелся. Пламя благодарно лизало подачку, росло, перепрыгивало со щепки на щепку и наконец начало заинтересованно пробовать и куски покрупнее. Первые угольки затлели, постепенно окрашиваясь в багровый цвет.
— У бати-то простой горн, зато сам он кузнец непростой. Прохорова всякий знает, потому как со сродством кузнец. И заклинания нужные знал. Вот эта штуковина, — Прохоров указал на меха, — гнилая совсем, не выдержит работы-то. А воздух нужон, чтобы угли жар набрали. Но у меня заклинание есть.
Багровые пятна расползались по граням углей, начали пробегать крошечные огоньки. Воздух, подаваемый Прохоровым в горн, гудел. Сам Прохоров вдохновенно подсыпал уголь, аккуратно его вороша, чтобы жар был равномерным.
Вскоре внутри горна заклубилось мощное, живое, нестерпимо яркое пламя. От него шел ровный жар, воздух рядом дрожал и плыл.
— Видал? — гордо сказал Прохоров. — Не растерял еще умений-то. Огонь — душа кузницы, к нему подход нужон. А теперь можно и железом заняться.
Для начала Прохоров обжег пару инструментов на огне и счистил с них ржавчину. Выглядеть новыми они не стали, но работать теперь было можно.
Прохоров протянул мне длинные клещи и стальной пруток в палец толщиной.
— Как говорил батя, металл нужно чувствовать. Поймешь его — и он сам перед тобой раскроется. Да держи ты.
Я неловко подхватил пруток и клещи.
— Что делать-то?
— Седня те токмо металл почувствовать надо, скуешь че — навряд ли. А вот как металл движется и дышит под молотом — понять обязан. Засовывай в самый жар, где белое все, и жди.
Я поместил пруток в самую сердцевину пламени. Сначала ничего не происходило, потом конец прутка принялся медленно менять цвет: с серого на тускло-красный, затем на ярко-алый и наконец на ослепительно-желтый, притягательный в своей яркости.
— Чуешь? — спросил Прохоров. — Теперь самое время. Тащи — и к наковальне.
Я подхватил щипцами уже не пруток, но заготовку. От нее шла волна жара и света, яркого, почти ослепляющего. И еще она казалась живой. Я положил заготовку на массивный рог наковальни. Прохоров встал рядом, взяв в руки молот.