Матрос с повязкой требовал спецпропуск, что выдавали всем туристам при схождении на берег. Кротов сказал, что его задержали дела, вот паспорт, вот путевка – где, блин, путевка? – вот она! Матрос замешкался, и Кротов сказал ему: «Позовите дежурного офицера». Пришел невысокий моряк с загорелым лицом, посмотрел документы и велел пропустить; они гурьбой шли по внутренним трапам и коридорам, Митяй не поспевал и запинался, и путался у взрослых под ногами. В каюте Кротов осмотрелся, сказал: «Недурственно», – скинул пиджак и брюки, и рубашку, жена достала из стенного шкафчика полотняные белые шорты и маечку хэбэ, и пляжные тапки без задников. Кротов стал одеваться по-летнему, и Ирина сказала: «Сними трусы, жарко будет, ходи в одних шортах, здесь все так ходят». В другой момент он обязательно спросил бы у жены, каким же образом она определила, что все мужчины здесь гуляют без трусов, а нынче согласился молча, прошествовал в ванную комнату и все надел, как было ему сказано. Вернувшись в каюту, Кротов сунул в нагрудный карман маечки сигареты и зажигалку, ворот майки сразу оттянуло тяжестью, и он переложил свою старую добрую «зиппо» в боковой карманчик шортов, а в задний карманчик сунул согнутую пополам стодолларовую бумажку, посмотрел на себя в дверном зеркале и торжественно провозгласил:
– Готов! Ведите и показывайте!
Наташка водрузила ему на голову мятую панаму, он вспомнил про очки, достал и нацепил их на нос. Дочь фыркнула: «Ну, ты, папан, колонизатор!» – и сдернула очки, заявив, что такие ему не идут; прочитала буковки на дужке и захапала добычу окончательно. Митяй сказал: «Хото купаться, мы с папой будем иг'ать в аку'у и в дейфина». – «Кто будет акулой?» – грозно спросил Кротов. «Конесно, ты, – сказал Митяй и засмеялся. – А я буду дейфин. Он волсебный».
На корме, возле бассейна, стояли столики под белыми зонтами и рядом стойка палубного бара, за которой скучал одинокий гарсон в белой рубашке при бабочке, сложив на сияющей снежной груди волосатые черные руки.
– Угощаю, – сказал Кротов. – Кому что?
Он заказал мороженое для Наташки, молочный коктейль для Митяя и спиртной «Экзотик» для жены, а себе взял двойную порцию бурбона со льдом, и будь там что будет с проклятыми почками. Увидев сотенную, гарсон развел руками: сдачи нет. «Журнал ведете? – осведомленно поинтересовался Кротов. – Тогда возьмите и запишите на Кротова, двести восьмая каюта». Гарсон повел губами понимающе, и Кротов спросил его, где можно арендовать личный сейф. Гарсон прямо-таки покрылся уважением и перелил ему бурбона как минимум на палец. Кротов обхватил ладонями коктейли и мороженое, а стакан с бурбоном прикусил зубами и так пошел, набычившись, к столу, где Митяй уже бузил и вырывался из матроски, чтобы нырять в бассейне голышом. За соседним столом пожилые дядьки и тетьки лениво дулись в преферанс, от них тянуло дымом, и жена недовольно махала ладонью, более всего оскорбленная тем, что курили не дядьки, а наглые толстые тетьки, все в золотых цепях и перстнях с булыжниками. Кротов решил подыграть настроению жены и шепнул, усаживаясь рядом: «Вот они, новые русские!» – «Какие русские? – ядовито прошипела Ирина. – Хохлушки из Одессы...». Кротов отпил изрядно из стакана и спросил, как понравился Лондон. «Чудесно, – сказала жена. – Особенно Виндзор и Тауэр». Наташка сказала, что ей больше приглянулся Копенгаген: все такое маленькое, кукольное. Кротов еще раз хлебнул и посмотрел поверх плеча Ирины на тающий в вечернем мареве благообразный город с иглами готических соборов и квадратной башней то ли ратуши, то ли рыцарского замка в отдалении.
– Однако жарковато, – вздохнул Кротов, вытирая со лба проступивший пот. – Почти сентябрь...
– Когда спустимся южнее, к Португалии, обещают вообще сорок градусов, – сказала Ирина. – Ты хорошо себя чувствуешь, Сережа? Чего-то ты бледный такой...
– Замотался, – сказал Кротов, перемещая свою боль в скрипучем пластиковом кресле. – Отлежусь, и все пройдет. Здесь к ужину переодеваются?
– Кто как. Но в шортах на ужин не принято.
– Этикет! – промолвил Кротов. Посреди детской части бассейна стоял Митяй с открытым воробьиным ртом – что ему чудилось, волшебному дельфину, какие страхи подплывали к его худеньким ногам сквозь прозрачную воду бассейна? Кротов снял панаму и швырнул ее в бассейн летающей тарелкой; Митяй взвизгнул, схватил панаму, посмотрел восторженно на Кротова, отец махнул ему рукой, и сын стал зачерпывать воду панамой и выливать ее, счастливый, на себя.
– Ну вот, – надула губы дочь Наташка, – теперь расквасится, и форма пропадет.
– Нам, колонизаторам, сгодится, – сказал Кротов. – Я спущусь на берег, мне надо позвонить.
– Позвони из каюты по сотовому, – предложила жена.
– И то верно, – согласился Кротов. – Сидите здесь, я быстро.
Он спустился на вторую палубу, в кондиционированную прохладу корабельных белых коридоров с гравюрами по стенам, пришел и заперся в каюте, достал из сумочки жены телефончик с жемчужными кнопками и записную книжку из кармана пиджака, набрал код Кипра и длинный лимассольский номер, и пока в трубке пикало, вспомнил милицейского майора и пожелал ему удачи где-то там, за Сетунью, вдали от всяческих полканов.
– Калимера, кирия! – сказал он два слова из тех немногих, что помнил по-гречески. – Мистер Харлампиос Ставрианидис, плиз, ай эм хиз рашен френд Сергей... Эвхаристо, кирия.
– Сережа? – спросил через секунды настороженный голос банковского менеджера. – Это ты?
– Итс ми, – ответил Кротов. – Привет, Харлам.
– Привет, Сережа. Как дела?
– Отлично.
– Откуда звонишь?
– Из Антальи, – произнес Кротов паролевое слово.
– О, Турция, – сказал Ставрианидис. – Не есть патриотично. Турки наши враги... Ты меня немножечко пугал, Сережа.
– Ты бы знал, как меня напугали.
– Конец был хороший?
– Хороший.
– Я есть доволен.
«Еще бы, – подумал Кротов – три процента – не шуточки».
– Я тоже доволен, – сказал он в трубку. – Три раза доволен. Три раза подряд, – произнес он еще одно кодовое выражение. – До свидания, Харлам.
– До свидания, Сережа, – сказал Ставрионидис.
Не надо Турция, надо ехать на Кипр.
До самого последнего момента у Кротова были сомнения, что все у них прошло как надо. Он знал твердо, что деньги со счета никуда не уйдут: заранее договорился с банком, что любые операции на сумму, превышающую половину вклада, совершаются только в личном его присутствии и с официальной полицейской дактилоскопией. Сложнее было сымитировать реальную проводку денег – иначе лысый ни за что не отпустил бы его живым. Здесь вся надежда была на банковского оператора-компьютерщика, включенного в соглашение, и что совсем уж было весело – недавнего русского эмигранта с дипломом Бауманки, работавшего до бегства в системе «МММ». В случае успешного отбития электронной грабительской атаки оператор получал два процента от сбереженной для клиента суммы и три процента получал Ставрианидис. В разговоре с последним Кротов упомянул кодовую цифру «три» в сочетании со словом «доволен», что являлось распоряжением Ставрианидису перечислить ровно половину денег с кротовского счета по координатам, указанным в форс-мажорном плане номер три. Чтобы забрать вторую половину, следовало прилететь на Кипр – сейчас это было опасно и глупо, однако Кротов мог теперь не торопиться: когда-нибудь осаду снимут, а денег у него и с половиной было больше, чем энтузиазма и терпения у шедших по следу.
На обратном пути он запутался в лабиринте коридоров и вышел не на корму, а ближе к носу и услышал над собой знакомые волейбольные шлепки и крики. Палубой выше, в обтянутом сеткой квадрате мелькали руки и возносился светлый мяч, почти сливавшийся с белесым небом. Он побежал наверх по боковому трапу; на деревянном непокрашенном настиле скакали две команды, одна неполная. Кротов застыл у линии подачи с видом мастера и знатока, и знакомый уже офицер, что запустил его на борт, а нынче прыгал и «гасил» довольно-таки сложные мячи, показал ему пальцем на свободную зону в расстановке противника. Кротов скинул тапки и вошел, сразу принял мяч на задней линии, довел его удобно пасовальщику, тот выбросил по славненькой дуге, и кротовского возраста мужик в купальных плавках корявым, но эффектным полукрюком вбил мяч «до пола», и они выиграли подачу. Кротов вышел к сетке, на четвертый номер. В чуждой площадке по диагонали от него переминался, изготовясь, бородатый парень, похожий на Юрия Дмитриевича, только моложе и ростом повыше, и когда они подали «на точность», противник неудачно принял, не смог организовать атаку и бестолково перебросил мяч над сеткой, и Кротову отпасовали сразу, без розыгрыша «на троих», он разбежался и ударил мимо блока, потянул при ударе давно не тренированное плечо и задохнулся от боли в боках, но попал бородатому прямо в морду с чувством глубокого удовлетворения. Его партнеры заорали от восторга, а знакомый офицер показал Кротову большой палец. Партию они в итоге проиграли, но Кротов пришел на корму весь потный и в прекрасном настроении, жена устроила немедленно скандал: мы тут ждем, понимаешь, а он уже скачет козлом с мужиками! Кротов поднял ее на руки и уронил в бассейн, махавшую ногами и визжащую, Наташка вся насупилась от сдавленного смеха и отвернула к городу лицо. По лайнерному корпусу прошла густая дрожь – они отваливали. Митяй с Наташкой побежали к борту, за ними мокрая жена, голенький Митяй весь трепетал от перекупа, и Кротов бросился к двери с табличкой «сауна», что маячила за баром под навесом, и выпросил у банщика большое мохнатое полотенце.