Часы? Дни? Позже дверь в квартиру открылась, и вошел Джон с другим мужчиной.
― Бл*ть. Это в самом деле секс-кукла Стива?
― Да, черт возьми. Вытащил это из его берлоги до того, как сука Кэрол успела ее найти.
― Господи Боже, Джон. Ты больной у*бан, который хочет трахнуть куклу другого чувака, ― говорит незнакомец, принимая бутылку пива.
― Черт, знаешь, сколькими пьяными цыпочками мы со Стивом обменивались в колледже? Чем это отличается? ― интересуется Джон, пожимая плечами.
Визитер касается дилдо, зажатого в моем рту.
― Проклятье, ты действительно глубоко запихнул эту штуку.
― Потому что так ей нравится, ― бросает Джон.
Я чувствую что-то твердое вдоль бедра, прежде чем меня толкают вперед. Скатившись кувырком, приземляюсь кучей на грязный пол.
― Проклятье, ты только что буквально выпихнул сучку из постели! Тебе не кажется, что она выглядит жутко без волос?
Вижу, как он преступает через меня, будто я куча мусора, когда садится на диван рядом с Джоном.
― Да, но я не занимаюсь разного рода херней, Макс. Стив был таким пизд*ком из-за этого. Ты знал, что у него имелись разные наряды для этой дерьмовой куклы.
― Серьезно? Например, какие?
― Как обычно. Ученица католической школы. Латекс. Думаю, что однажды больной ублюдок нарядил это в трусики и бюстгальтер Кэрол.
― Чувак, я скучаю по этому больному у*бку.
― Я тоже.
― Эротическая асфиксия. Кто бы мог подумать, правда? ― констатирует Макс.
― Да. Я всегда думал, что если кто-нибудь сделает его, то это будет Кэрол, ― шутит Джон, поднявшись и проходя мимо моего скомканного тела на маленькую кухню.
Странная часть меня возмущена, что полиция пришла к такому выводу. В какой-то извращенной, бл*ть, манере, я хочу, чтобы заслугу за его убийство приписали мне. Желаю, чтобы весь мир узнал, что скучная Джейн, невидимая, возможно, даже не погибшая, ― та, кто прикончила этого ублюдка.
Громкое жужжание прерывает их разговор.
― Это пицца. Макс, ты платишь. Я принесу пиво.
Посетитель по имени Макс открывает дверь. Я могу только догадываться, как он взирает на парнишку-подростка-доставщика. На мгновение мне становится интересно, решит ли он, что я настоящая женщина.
Затем, вспоминаю о своей лысой голове. На коже бедер и лица следы шин и масла. Несмотря на то, что лишь мельком вижу, я не могу себе представить ни одной настоящей женщины, способной разомкнуть челюсть достаточно широко, чтобы принять фаллоимитатор, который в настоящее время торчит у меня изо рта.
Нет. Ничтожно мало шансов, что курьер подумает, что я настоящая женщина, нуждающаяся в спасении... потому что больше не являюсь таковой.
Когда Макс возвращается к дивану, он обращается к Джону, находящемуся на кухне.
― У меня есть отличная идея.
Мое сиюминутное облегчение при поднятии с грязного пола недолгое.
Макс располагает меня на кофейном столике. Поскольку задница не имеет мягких тканей в поддельной плоти, то такое положение на твердой поверхности заставляет мою спину изогнуться, подталкивая грудь вверх, будто я предлагаю себя. Ноги болтаются по сторонам, открывая широко, словно приглашая трахнуть меня.
Коробку с пиццей кладут мне на голый живот. Утешительное тепло быстро перерастает в обжигающий жар. Масляный картон чувствуется как горячий утюг, сжигающий мою плоть.
Джон подходит. Его единственный ответ ― одобрительный кивок головой перед тем, как передает Максу пиво.
Кусая пиццу, Макс с набитым ртом спросил:
― Ну и каково, бл*ть, трахать это?
Это.
Я когда-нибудь привыкну к этому?
Вещь. Ничто.
Когда слушаю, как Джон рассказывает Максу, каково это, я пытаюсь блокировать пульсирующую жгучую боль, исходящую с середины моего тела.
Через некоторое время пицца остывает, что приносит некоторое облегчение.
Пока мужчины играют в видео-игры, я пытаюсь вспомнить время, проведенное со Стивом. Может, и не представляю, как сюда попала, но помню, как выползла из своего ада... с помощью злости. Помню, как питала горькую ненависть к Стиву и всей ситуации. Помню, что это, в конце концов, позволило мне двигаться... чтобы спасти себя, в какой-то степени.
Мое удовлетворение от наблюдения, как он умирал. Надежда, что, может быть, если Бог существует, то окажись он в ловушке той же искривленной загробной жизни, высвободил бы гнев из моего тела.
Необходимо перестать удивляться, почему это произошло.
Нет никакой причины. Нет никакого «почему».
Может, я навлекла на себя все это ненавистью ко всем этим красивым, идеальным девушкам.
Возможно, во всей Вселенной был какой-то п*здец, и я наказана за чужой грех.