Узнав Борна, адская тварюшка успокоилась и прикрыла глаза плёнкой. А демон, видя, что дитя под надёжной охраной, коснулся разумом слуг, проверяя, не спят ли те, кому положено ночью бдеть, и… вольно и счастливо понёсся над подвластным ему миром.
Серединные земли дремали, ветер играл тучами в облаках, дул в тонкие флейты трав.
Мир людей был прекрасен, и не Сатане было решать, куда теперь идти душам людей — в адские котлы или в неведомое небо.
Борн вернулся в Вирну, во дворец правителя, и рассмеялся, едва не разбудив Ханну.
Он увидел, как служанка соблазняет стражника, делая вид, что вышла в сад по надобности да заблудилась.
Девушка высоко подоткнула юбки, якобы для того, чтобы не намочить в росе. А парень так крепко сжимал древко копья, что пальцы его побелели.
Женщины… Они в аду и на земле — неистовы в любви и полны хитрости.
Помнил ли Борн всех своих случайных подруг и любовниц?
Наверное, да, ведь память у него была устроена иначе, чем у смертных. Она напоминала огромную библиотеку — если задуматься и начать листать, он вспомнил бы всех.
Так почему же он выбрал Тиллит? Ало-чёрную и прекрасную, как кипящая лава?
Может быть, мучимый холодом в бесприютном верхнем аду, он мечтал об адских глубинах?
Или потому, что Тиллит была похожа на необузданных демониц глубинного ада? На тех, с кем случайная вспышка чувств могла стоить жизни.
Демоницы капитулировали перед чарами инкуба, но гнев их потом бывал страшным.
Удивительно, но чем глубже в ад могли погружаться сущие, тем меньше они хотели размножаться. Он и сам не думал о детях, пока Сатана не изгнал его из глубинного ада.
А вот черти… Они и в аду первые в делании себе подобных.
Неужели это потому, что они всегда были первыми ходоками в людской мир?
Глава 7. Ибо
— Я — кабинетный учёный! — испуганно блеял тощенький седенький магистр Мракус. — Я не умею с детьми!..
Он бегал вокруг массивного стола в кабинете Зибигуса, прикрываясь столешницей от разъярённого чёрта.
— Я сварю тебя в масле! — орал Зибигус. — Ты всё равно будешь преподавать географию!
Маг задыхался и всё сильнее бледнел, прекрасно понимая, что перед ним не просто ректор академии, а чёрт. И что отказать ему он не может.
Но согласиться?.. Как?..
Всё дело в том, что магистр Мракус до ужаса боялся детей. Просто до желудочных колик.
— Я не способен к преподаванию! — верещал он из последних сил.
Он так набегался вокруг стола, что ноги его уже почти не держали.
Но и чёрт устал, и они уставились друг на друга, разделяемые только толстой дубовой столешницей да глобусом, который магистр Мракус принёс с собой.
И зачем он только польстился на приглашение чёрта? Нужно было хватать глобус и бежать из столицы! Эти дети, они же его с ума сведут! Сожрут и без того больной желудок!
— Ничего не знаю! — орал Зибигус, прекрасно считывая мысли магистра. — Запасись содой! Нету у меня других географов! Хватай свой глобус и идём!
Магистр Мракус с тоской посмотрел на замечательный глобус ручной росписи, который он лютой зимой едва не заложил в трактире. А ведь надо было! Надо!
Когда чёрт вызвал его во дворец правителя с глобусом, Мракус не заподозрил беды. Напротив, решил, что подвернулась какая-нибудь симпатичная должность при новой правительнице.
Вот место звездочёта его бы устроило. Или гадателя. По глобусу.
Набегавшийся Зибигус грозно засопел, набычился и закатал рукава, демонстрируя, что готов перейти к магическому рукоприкладству.
Бедняге Мракусу, что уже два года учился обходиться без колдовства, ничего не оставалось, как сгрести со стола несчастный глобус и завернуть его в плащ.
— Следуй за мной! — рявкнул Зибигус.
И магистр уныло потащился за чёртом.
У студентов в это время шёл урок магии. Первый. До этого они изучали руны, карты, историю Серединных земель и геральдические цвета основных цехов.
На остальные предметы преподавателей пока просто не нашлось.
Магию в конце концов взялся вести почтенный Акко Ибилисимус. В аду он был одним из старейших чертей, на земле — ростовщиком и менялой.
Ибилисимус казался Зибигусу совершенно не склонным к преподаванию. Но старик подумал-подумал и вызвался сам.
Студенты у него сидели по струночке. Всего их отбор прошло тридцать восемь, и шумели они обычно изрядно. Но сейчас тишина в комнате стояла такая, что и муха не пролетела бы. Застеснялась.
Ибилисимус был таким старым чёртом, что давно устал маскироваться под человека.
В быту он до заката из дому не выходил, носил перчатки и надвигал на лицо капюшон. А перед студентами вообще скрываться не стал. Так и стоял — с чёрной шерстяной мордой и мерзкими лапами — остальное тело было скрыто одеждой.