Правительница спала. Она дышала ровно, улыбаясь, словно дитя. Когда Борн был рядом с ней, во дворце, Ханна ничего не боялась.
Демон наклонился к её лицу, вдыхая тонкий запах, похожий на запах пряностей. Когда-то в верхнем аду он любил аромат корицы.
Его тепло коснулось нежной кожи Ханны, и она открыла глаза.
Борн не знал, как тонок бывает сон человека во время игры сновидений. Он уже много раз приходил посмотреть на спящую Ханну, и тогда она не почувствовала ничего. И вдруг…
Демон улыбнулся и позволил своей огненной крови осветить тело. Пусть лучше Ханна увидит его, чем испугается присутствия неведомой опасности.
Она тоже улыбнулась, узнав его.
— Уже утро? — спросила она.
Правительница подняла голову и посмотрела на тёмный прямоугольник окна, чуть подсвеченный масляными фонарями с дворцовой аллеи.
— Нет, — сказал Борн. — Ещё целый час до полуночи.
— Ты не спишь по ночам? — Она села в постели, и он опустился рядом. Места здесь хватило бы на всех студентов, что прошли сегодня отбор.
— Да, — отозвался он эхом. — Я редко сплю по ночам. А последнее время мне и вовсе не спится.
— Почему? — спросила Ханна обеспокоенно.
Она потянулась к креслу, чтобы стянуть с него и накинуть на плечи шаль.
Ей было неловко сидеть рядом с жарким телом демона в слишком тонкой сорочке.
А ещё она знала, что Борн хорошо видит её во тьме спальни, освещённой только сиянием его рук и лица.
Демон вздохнул: он разбудил, а теперь ещё и смутил правительницу. Но отступать было некуда.
Если не сейчас, то когда? А вдруг он сегодня сгинет в аду и больше не сумеет вернуться в человеческий мир?
Борн давно хотел открыть Ханне правду. Но лишь овладев силой лжи, ощутил, что способен не солгать в важном.
— Я нашёл твою дочь, но не сумею её спасти, — сказал он тихо. — Силы демона не безмерны. Я не бог этого мира. Я…
Ханна молчала.
— Её тело погибло, — продолжал Борн, успокоенный тем, что она хотя бы не плачет. — Уцелела только душа. Но, боюсь, бедняжка уже совсем ничего не помнит. Я мог бы создать ей новое тело и переселить туда остатки души, только это уже не поможет. У тебя будет призрак твоей Софии, полоумная дурочка. Она… — он замолчал.
Иные считают, что правду говорить легко и прекрасно.
Нет! Правда болезненна и отвратительна.
Но, будь она лёгкой, давно смешалась бы с ложью и растворилась в ней.
Ханна молчала, кусая губы. Только дышала тяжело и со всхлипом.
Борн, не в силах выносить это молчание, нащупал её холодные пальцы.
— Где она? — прошептала Ханна. — Могу ли я увидеть её?
— Да, — кивнул Борн, накрывая её руку своей, огненной. — Душу Софии Алекто вселила в чёрный трон правителя.
Он встал.
Ханна тоже выбралась из постели, и они вместе пошли в тронный зал.
Первая луна тускло светила за высокими длинными окнами. Дорожка света бежала к чёрному трону. Магическое зеркало кружило во тьме, закручивая пылинки в вихри.
Ханна заплакала. Она опустилась на колени и приникла к тёплому камню.
Правительница знала, что Борн прав, что София здесь. Она давно уже ощущала её дыхание, только не хотела себе в этом признаться.
— Ты можешь разорвать договор, — сказал Борн. — Я не смогу вернуть тебе дочь. И ты тоже не обязана ещё целый год править миром людей.
Ханна покачала головой, всхлипнула, размазывая по лицу слёзы.
— Нет, демон, — прошептала она. — Я… остаюсь. Если я покину трон, я покину и её.
Пылинки закружились быстрее. Они роились и распадались: дочь Ханны слышала мать.
Она всё ещё узнавала её и любила. Но это было последнее, что в ней осталось от прежней Софии.
Ханна долго сидела у трона, согретая и успокоенная им, пока не начала засыпать. Тогда Борн взял её на руки и понёс в спальню.
Напитавшись магией трона, тело Ханны стало горячим, словно у демоницы.
Борн ласково уложил её на одеяло и провёл рукой по груди, снимая шаль.
Ханна вздрогнула, просыпаясь, и вдруг обняла его, привлекая к себе.
Демон качнулся навстречу женщине и… растворился в ней, проник в каждую её клетку, согревая и зажигая. И Ханна тоже растворилась и потерялась в нём.
Он был везде — в её крови и в дыхании, в каждой трепещущей клетке тела.
Так любят друг друга создания ада — они на миг становятся единым целым, смешивая средоточия огня в один неистовый огненный взрыв.
И пусть любовь сущих — совсем иная, чем человеческая, но кто сказал, что между человеком и демоном не бывает любви?