Конго и ещё один мужчина сидят у окна, выходящего на улицу. Я узнаю сержанта: на столе у него открыт ноутбук. Рядом лежат мобильный телефон и рация. С ноутбука идёт цветное изображение с камеры наблюдения, расположенной в другом киссатене.
«Общее командование беру на себя я, — говорит Конго, — но проводить операцию будет полиция Токио. Тоно — в этом киссатэне.
Мы полагаем, что он встретится либо с Горо, либо с Сорю, либо с обоими. Они дадут ему инициатора.
«Где полиция?» — спрашиваю я.
Генерал кивает подбородком в сторону улицы. «Этот фургон — их командный пункт. Спецотряд полиции «Токушу Кюсю Бутай» занимает другой фургон в переулке за углом. Они произведут арест, если потребуется».
Штейн изучает изображение с камер видеонаблюдения на ноутбуке. «У полиции внутри мужчина».
«Да. Камера спрятана у него в одежде».
Я изучаю перспективу. Зум камеры установлен на широкоугольный режим. Полицейский находится в конце комнаты, а объектив настроен так, чтобы охватить всё здание целиком. Это избавляет полицейского от необходимости постоянно корректировать поле зрения, но делает изображение маленьким, а объекты трудноразличимыми.
Киссатен — это длинный прямоугольник, узкие концы которого обращены к улице. Длина комнаты — пятьдесят футов, а ширина — тридцать футов.
Широкий. Короткая барная стойка занимает две трети задней стены, а дверь ведёт в туалеты и кухню в задней части здания. Вдоль одной из длинных стен расположены кабинки, вдоль другой — столы, а перед стойкой — табуреты. Интерьер продуман так, чтобы максимально использовать пространство, и владелец хорошо постарался. Заведение выглядит просторным.
Как и в нашем киссатене, лестница ведёт на второй этаж. Мой снайперский глаз подстраивается под фокусное расстояние объектива. Телеобъектив сжимает перспективу и удалённые объекты кажутся ближе, чем они есть на самом деле. Широкий угол делает их меньше и дальше.
Это важно, поскольку определяет, где сидит полицейский относительно других людей в комнате. Он находится на расстоянии не менее девяти метров от своих объектов. Больше, если смотрит на них по диагонали. Это необходимо. Трейдкрафт требует, чтобы он занял позицию, не вызывающую подозрений у Тоно.
Я оглядываю посетителей, сидящих за барной стойкой и в кабинках.
Напрягаю зрение, ищу Тоно. Сравниваю каждое изображение с изображением, которое Конго показывала нам в лагере Тачикава.
«Вот он», — говорит Штейн, указывая на мужчину, сидящего в кабинке.
Тоно в своём фирменном костюме, сшитом вручную. Ткань идеально драпируется, а его осанка выдаёт уверенного, состоятельного человека. Он резко контрастирует с двумя другими мужчинами в плохо сидящих костюмах, прямо с вешалки. Их плащи, сложенные на спинках стульев, выглядят помятыми. На запястьях поблескивают изготовленные на заказ золотые запонки.
На скамейке рядом с Тоно, между его телом и стеной, лежит портфель.
«Деньги?» — спрашиваю я.
«Возможно, — говорит Конго. — Он готов заплатить и принять поставку».
В киссатене темно, как и внизу. Кабинки окутаны глубокой тенью. Свет от чочина
Мерцание. В фонарях либо настоящие свечи, либо электрические свечи, имитирующие мерцание света.
Темно, и Тоно находится в сорока футах от камеры. Как полицейский может быть уверен, что это он? Конечно, он последовал за Тоно внутрь.
«Я не вижу лица Тоно», — говорю я.
«Неважно», — Конго качает головой. «Это он».
«Удалось ли полиции выследить Горо или Сорю?» — спрашивает Штейн.
«Нет, они спрятались. Сорю — старший из них двоих. Он использует Горо для обмена».
«Как долго он там находится?» — спрашиваю я.
«Один час».
«Может быть, он встречается с ними здесь».
«Это отвратительная практика», — говорит Штейн. «Он попытается определить, следят ли за ним, а затем пойдёт на встречу. Если он нас заметит, то прервёт её».
Конго поглаживает подбородок. «Полиция следила за ним целый час, прежде чем он пришёл сюда».
Я нахмурился. Конго не торопился нам звонить.
Часы тикают. Тоно подаёт бармену знак принести ещё виски. Кажется, он никуда не спешит. Входит ещё один мужчина в костюме и длинном плаще и садится за барную стойку. Кладет плащ на табурет, заказывает напиток, снимает галстук.
Пара входит, садится за столик. Они изучают меню, заказывают еду. Женщина идёт в туалет.
Штейн вздохнула, поднялась на ноги и потянулась. Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Мы все набрались терпения. Будучи оперативником, Штейн часами вела разведку. Будучи снайпером, я целыми днями лежала в укрытиях. Сидела в собственной моче и дерьме, ожидая, когда цель попадётся мне на прицел.