Я держу «Стерлинг» у бедра. Якудза, которого подстрелил Штейн, лежит в дальнем конце вагона. Он упал между рядами… Его голова и туловище загораживают проход. Я сниму с него журнал.
Поезд не полон. Пять рядов сидений. Ряды по три слева, ряды по два справа. Сиденья обращены к носу поезда. Они обращены ко мне.
Любой, кто ожидал увидеть машину, полную рыдающих и плачущих пассажиров, будет разочарован. Ничего подобного, совсем не похоже на то, что показывают в кино. Эти люди шарахаются от ветра. Он прорывается сквозь разбитые якудза окна. Складной приклад «Стерлинга» — не самая эргономичная конструкция, но он прочный. Достаточно прочный, чтобы ударить противника прикладом или разбить оргстекло.
Я шагаю вперёд, держа пистолет-пулемёт у пояса. Он пуст, но, держа его в руке, я чувствую себя лучше. Мы уже далеко за Нагоей, в получасе езды от Токио. Офисные башни, невысокие холмы и горы обозначают горизонт. Мощные промышленные парки.
Они врезаются плечом в железнодорожные пути. Они проносятся мимо бесконечным потоком.
У нас мало времени.
Дверь в другом конце прохода ведёт в товарный вагон. Чтобы добраться до него, мне придётся перешагнуть через мёртвого якудзу. Пассажиры смотрят на меня с выражением тревоги и страха на лицах.
Давайте. Если я сделаю свою работу правильно, эти люди, возможно, выживут.
Синкансэном управляет компьютер. Безжалостная программа, которая по команде перенаправляет поезда и переводит рельсы. Каждое действие рассчитано с точностью до секунды. Каждый поезд отправляется и прибывает точно по расписанию. В товарном вагоне, в «Толстяке», тикают другие часы. Синхронизированные с программой Синкансэна. С точностью до секунды.
Сорю в поезде. Он увидит бомбу в Токио и погибнет в лучах славы.
Я на полпути по проходу. Дверь в конце открывается, и входит тёмная, угрожающая фигура. Это не человек в чёрном костюме. И не тень, отбрасываемая живым существом, стоящим перед светом. Нет. Сорю — это отсутствие света. Кусок материи, вырезанный из внутренностей поезда. Дыра, поглощающая весь свет и цвет. Его конечности — едва различимая рябь в эфире.
Черная фигура переступает через тело мертвого якудзы.
Встаёт между мной и нужным мне магазином. Сорью, должно быть, знает, что затвор «Стерлинга» заблокирован вперёд, а это значит, что у меня закончились патроны.
Сорю держит катану на бедре, правой рукой опираясь на рукоять. Он скрывает длину меча за своим телом. И снова изгиб ножен – рябь в матрице. Лучи восходящего солнца льются сквозь окна поезда. Глаза Сорю отражают их, словно раскалённые угли.
Затяжные бои случаются только в кино и бульварных романах. В реальном мире чем дольше длится бой, тем...
Увеличивает ваши шансы на смерть. Цель каждого профессионального киллера — уничтожить врага за тридцать секунд. Именно столько нам осталось жить.
Ряды по обе стороны прохода забиты пассажирами. Проход словно загоняет меня в угол. Когда Сорю атакует, я не могу отступить ни в одну сторону. И не могу отступить. Безоружный против меча отступление смертельно. Нападающий нанесёт удар всей длиной своего оружия, от которого у тебя нет защиты.
Я перевариваю это с когнитивным спазмом. Окори — твой противник сигнализирует о своих намерениях. Ты просто знаешь, что нужно делать.
Сорю выхватывает меч и наносит косой удар мне в левый воротник. Катана сверкает, как ртуть, но он уже предугадывает атаку. Чтобы нанести косой удар, он опустил правое плечо и открыл левый бок. Это как раз то, что мне нужно.
Я отбиваю катану «Стерлингом». Острый, как бритва, клинок попадает в угол между магазином и кожухом ствола. Эх, если бы только пистолет-пулемёт был оснащён штыком! Я делаю выпад. Металл звенит, летят искры. Металл «Стерлинга» царапает клинок по всей длине. Три фута сверкающей стали проскальзывают мимо моего левого уха и через плечо.
Сорю держит клинок двумя руками. Стерлинг застревает в цубе катаны – богато украшенной медной гарде, расположенной между рукоятью и клинком. Он теряет равновесие, а я нахожусь в непосредственной близости. Я наношу удар рукой-копьём через его левое плечо. Вонзаю четыре пальца, жёсткие, как лезвия, в его горло сбоку, над левой ключицей.
Мягкие ткани не оказывают сопротивления. Мой толчок разрывает вены и артерии, проходя сбоку и за гортанью. С другой стороны шеи у него вырастает огромный зоб, прежде чем внутренние структуры лопаются и разрушаются.
Кровь вытекает из разорванных сосудов и заполняет шею внутренним кровотечением.
Глаза Сорю, пылающие красными угольками в лучах восходящего солнца, тускнеют, когда жизнь покидает его. Они закатываются, тело обмякает и заваливается набок.