– Слишком высокого мнения ты о себе, как я погляжу. Больно падать будет… – цедит Марк и вдруг вскрикивает. Неожиданно высоким фальцетом, почти по-женски. А его увесистая стопка разлетается по всей лестнице. Это Шаламов, проходя мимо, толкнул его, а теперь спускается ниже как ни в чем не бывало под злобный клёкот Марка.
– Я это так не оставлю! Совсем обнаглели! Какая группа? – кричит Марк.
– Сорри, я нечаянно, – невозмутимо бросает Шаламов.
Я пользуюсь моментом и тоже сбегаю, аккуратно перешагивая бумаги Гаевского. При этом еле сдерживаю улыбку. Шаламов замечает мою гримасу и расценивает её, конечно же, неправильно.
Мне просто забавно, как мигом слетает напыщенность с Марка. Но вообще такие вмешательства мне не по душе. Уж с Гаевским я в состоянии разобраться сама. Так что зря влез Шаламов, зря.
Однако он собой явно доволен…
И в пятницу на семинар ко мне приходит не угрюмым и сумрачным, как накануне, а вполне себе веселым.
Меня его настроение, конечно, мало волнует. Но все равно против воли выделяю его среди остальных. И про себя отмечаю, что он на этот раз не опаздывает и больше не сидит всю пару с каменным лицом и отсутствующим взглядом. И даже что-то сосредоточенно пишет в тесте, хотя прошлую лекцию он не слушал. Правда, Свиридова то и дело суется к нему в листок и что-то нашептывает. Наверное, подсказывает.
Не знаю почему закрываю на это глаза…
За полчаса до конца пары собираю тесты, тут же проверяю и разбираю самые частые ошибки. И уже перед звонком возвращаю тесты с оценками.
Шаламов, хмуря брови, изучает мои пометки. Медленно доходит до дверей, потом поднимает глаза от листочка и оглядывается на меня. У него четверка. Вполне справедливая, учитывая, что допустил пару ошибок, и что подруга ему подсказывала. Но ему оценка, вижу, не нравится.
Остальные зовут его, но он отмахивается:
– Идите. Внизу встретимся.
Когда в аудитории никого не остается, он подходит ко мне. По-моему, ему немного неловко. Во всяком случае он ведь специально дождался, когда все уйдут, и теперь не сразу начинает. Личное, видимо, ему мешает.
– Артём, вы что-то хотели? – интересуюсь спокойно.
– Почему у меня четыре? – спрашивает он, глядя в глаза.
Вообще, Шаламов не похож на того, кого сильно волнуют собственные оценки. Да и сейчас он, скорее, озадачен, чем возмущен.
– Вы не ответили, когда, как и кем выносится постановление о приобщении к делу вещественных доказательств.
– Этого не было в лекции, – заявляет он.
– Артём, вы без пяти минут юрист. Вы как работать собираетесь? Клиентам своим, коллегам, судье… тоже будете, чуть что, говорить: этого не было в лекции? Это есть в уголовно-процессуальном кодексе, который вы должны знать от и до.
Он смотрит на меня долгим взглядом, а потом вдруг усаживается полубоком прямо на мой стол и выдает:
– Мне кажется, ты ко мне просто придираешься. Специально. И на той неделе, и сейчас. Интересно, почему?
Я даже не сразу нахожусь, что ответить. Это просто уже нахальство.
– Что за глупости? – усмехаюсь.
А он вместо ответа придвигается ближе. Мне становится неловко, и я отхожу от стола на пару шагов. Это бред, конечно, что такая ерунда, как внезапное нарушение моих личных границ, так на меня действует.
Ни одна самая сложная ситуация ни разу не лишала меня уверенности так, как сейчас запросто сделал он, всего лишь придвинувшись непозволительно близко. Я злюсь на себя за это, но поделать ничего не могу. Разве что скрыть свое смущение.
– Ты… – тянет он с легкой улыбкой.
– Так, во-первых, давайте-ка соблюдать субординацию, господин Шаламов. На «ты» вы, пожалуйста, к своим девочкам обращайтесь.
– К каким – моим девочкам? – явно играет он.
– К подружкам вашим.
Я нервничаю внутри. Черт возьми! А он, наоборот, становится расслаблен и как будто даже слегка насмешлив.
– Так ты ревнуешь, может? – забавляется он. Или даже радуется, как будто, если бы я его и правда ревновала, это сулило ему какую-то пользу. Потом сообщает великодушно: – Нет у меня никаких девочек и никаких подружек. Ну то есть ничего серьезного... Я, может, вообще только о тебе думаю… о том, что у нас было…
Шаламов плавно снимается со стола и вот уже стоит рядом, напротив, в полушаге от меня. Отступать дальше несерьезно. Мальчишка просто зарвался! Пора его привести в чувство!
– Что ты себе позволяешь? – строго произношу я. – Я ведь могу сделать так, что тебя отчислят.