Элайджа пропустил тот момент, когда Клаус почти отпустил его. Сейчас брат стоял на коленях, опираясь на левую руку, непослушными пальцами стараясь расстегнуть ремень на его брюках.
— Думаю, этот урок ты запомнишь навсегда...
* * *
За окном уже рассвело, когда Элайдже наконец-то удалось открыть глаза. К счастью, брата рядом не было, сестра тоже ещё не вернулась. Во всем организме чувствовалась нечеловеческая усталость. Тело, несмотря на внешнее отсутствие травм, болело. Но Элайджу волновали вовсе не они. В душе ощущалась пустота, и это было куда страшнее. Слова Клауса по-прежнему звучали в голове.
Его шатало, и до комнаты пришлось добираться, придерживаясь рукой за стену. Элайдже было необходимо смыть застывшую коркой на коже кровь и одеться, ибо из одежды на нём ничего не осталось.
«Душ просто необходим, кровь можно выпить потом», — решил Элайджа.
Элайджа не помнил, как добрался до ванны, как включил воду... Думать о том, что произошло ночью, не хотелось, но воспоминания сами собой прорывались в воспаленное сознание. «Ты мой, всегда и навеки», — от этих слов Элайджу бросило в дрожь.
Кровь давным-давно смылась с его тела, а Элайджа всё стоял под душем, не замечая слез, катившихся по его щекам, ни слыша мелодии мобильного. Ему на всё было наплевать.
Сколько прошло времени, прежде чем, выключив воду и накинув на себя халат, он вышел из ванной, Элайджа не знал. Заметив на тумбочке телефон, на дисплее которого высвечивались сообщения о пропущенных вызовах, первородный взял его в руку. Все звонки были от Никлауса...
Разговаривать с братом не было никакого желания. За прошедшее тысячелетие Элайджа многое спускал Никлаусу с рук, на многие вещи смотрел сквозь пальцы, но на сей раз чаша его терпения оказалась переполнена. Поэтому на принятие нужного решения времени ушло едва ли больше секунды. Достав из ящика стола ручку и блокнот, Элайджа быстро набросал записку Ребекке. Возможно, для сестры будет лучше уехать, но сейчас думать о ком-то, кроме себя, у Элайджи не было сил. Ребекка часто повторяла, что ему нужно заняться своей жизнью и перестать возиться с Никлаусом... Похоже, сейчас пришло время поступить именно так.
Закончив с запиской, Элайджа переоделся в костюм и достал из комода вместительную дорожную сумку.
Ребекка так и не появилась. Никто не вмешался, никто ни о чём не спросил.
Спустившись вниз по лестнице, Элайджа на минуту замер — увидел кровавое пятно на полу, и в сознании снова промелькнуло ненужное воспоминание о тяжести чужого тела, вжимавшего в пол...
Бросив блокнот на столик недалеко от входа, он покинул особняк. Оставаться в этом городе, который когда-то стал им домом, было выше его сил. Сейчас одна только мысль, что он может столкнуться с братом, заставляла Элайджу дрожать. Накатывал страх, а с ним и злость, и сказать, что больше пугало, Элайджа не мог.
Хотелось вцепиться кому-нибудь в глотку, разорвать что-нибудь живое на части.
Хотелось сделать что-то ужасное, чтобы забыть то чувство беспомощности, которое он ощутил этой ночью.
Ярость от воспоминаний о своём бессилии, невозможности противостоять брату, душила.
Дом, вещи в нём, сам город и даже Ребекка с Хейли — напоминали о том, кого он видеть не хотел.
Именно потому решение уехать казалось Элайдже правильным.
Именно потому он сейчас сидел за рулём автомобиля, который двигался в сторону выезда из Нового Орлеана. Место назначения — неизвестно. Да ему и не важно, главное, подальше от Клауса... От его вспышек ярости, его контроля. Чем дальше, тем лучше для него.
Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети
Новоорлеанское солнце медленно ползло по горизонту, постепенно приближаясь к зениту. Никлаус Майклсон нехотя открыл глаза и провёл ладонью по лицу, пытаясь прийти в себя. За тысячу лет он много чего успел натворить и, казалось, уже ничего не боялся... Сегодняшнее утро вместе с пробуждением принесло боль. В голове возник жуткий гул, поэтому Никлаус вскоре снова откинулся на подушку. Вставать ему совершенно не хотелось, вспоминать вчерашнее — тоже.