Во рту до сих пор ощущался привкус крови.
Клауса радовало лишь одно — тишина, воцарившаяся в доме. Хейли оказалась разумной девочкой и сидела тихо. Но это и так ясно: пока она беременна, он её не тронет. Не посмеет, ибо потом родственники сядут на уши. Этого он не выдержит, и снова гробы и кинжалы...
Голод напомнил о себе урчанием в желудке. Так что, разлепив веки, Клаус всё же перевернулся на спину. Хотелось выть, но даже малейший шум раздражал его сейчас. Сев, Клаус тут же прикрыл глаза и прижал голову к согнутым коленям.
Напиваться так всё-таки не следовало. Но ведь это всё родственники виноваты и Хейли!.. Чёртова волчица рассказала брату сказочку про армию гибридов, которую он создаст, используя кровь собственного ребёнка.
И тот поверил.
Доверчивый старший братишка готов поверить в любую страшную историю о своём младшем брате, особенно, если она была рассказана какой-нибудь симпатичной мордашкой, вроде Хейли. Тогда, у озера, стоя напротив брата и собственной девушки, Клаус с трудом удержался от того, чтобы не вцепиться Элайдже в горло.
Но он все же ушёл, полыхая яростью, оставив их вдвоём для разговора. Потом одумался и приехал за своей волчицей. Хорошо, что Хейли хватило ума не распалять его ещё больше, и она добровольно пошла с ним.
Что же касается Элайджи... Клаус был уверен: рано или поздно тот явится и захочет помириться. Нужно только подождать.
Нет, вчера Клаусу хотелось пойти к Элайдже и поговорить, но вместо этого он напился. А сегодня ему хреново. Только вот, если он хочет угомонить свой желудок, который настойчиво требовал пищи, ему нужно вставать.
Откинув одеяло в сторону, Клаус с трудом, но всё-таки смог открыть желавшие сомкнуться веки. Тусклый, с трудом проникший через плотно сдвинутые шторы солнечный свет попал на постель, и Клаус наконец-то увидел, что часть его кожи покрывала засохшая корка из крови. Вытянув руку перед собой, он принюхался. Запах показался знакомым, но единственное, в чём Клаус сейчас был точно уверен, — кровь принадлежит не ему.
Дверь в комнату была закрыта, и никто из обитателей дома не видел его.
Выбравшись из кровати, Клаус пошёл в душ. Надежда, что вода не только облегчит состояние, но и прояснит мысли, промелькнула в его голове, когда, закрыв дверцу кабинки, Клаус повернул кран, и первые тугие струи тут же ударили в его лицо.
Довольная улыбка появилась на лице Клауса. Вода, как он и предполагал, принесла долгожданное облегчение. Телу с каждой секундой становилось легче, в мыслях прояснялось. Но его эйфория была недолгой. Прояснение мыслей привело также и к тому, что в сознании, пока лишь отрывочно, промелькнули кадры прошедшей ночи. Верить им не хотелось. Клаус вспомнил, что он, допив последнюю бутылку крепкого алкоголя, вошёл в дверь загородного особняка, принадлежащего сейчас их семье... Воспоминания, следующие за этим, заставили холодок пробежать по его коже. Уперевшись ладонью в стену душевой, Никлаус прикрыл глаза...
Ему нужно было выбраться из душа и позвонить, поговорить, убедиться. «Ведь даже память иногда лжёт», — будто бы пытаясь оправдаться перед самим собой, подумал Никлаус.
Одевшись, он стал искать, куда же вчера дел телефон. Какое-то время тот не желал находиться, но в конечном итоге был обнаружен в самом дальнем и тёмном углу, под кроватью. Когда и зачем он туда его закинул — Никлаус не помнил.
Телефон был полностью разряжен, значит, позвонить сейчас с него Клаус не сможет. Только он знал — это ненадолго, пока зарядки не накопится, чтобы совершить хотя бы один звонок... Провод был найден в тумбочке, стоявшей возле кровати. И пока телефон заряжался, Никлаус сидел на кровати, прислонившись лбом к сложенным вместе ладоням.
Время тянулось бесконечно долго. Никлаусу было необходимо что-то делать, дабы не сойти с ума в ожидании. Потому, поднявшись с кровати, он решил уничтожить все следы, напоминающие о прошедшей ночи.
Снятое с постели белье было тотчас заброшено в стиральную машину. Включив её, Клаус остался на какое-то время в ванной. Идти в комнату и проверять зарядку совершенно не хотелось. Страх, прокравшийся в сознание, казалось, сковал его по рукам и ногам. Всегда решительный, не испытывающий сомнений в правильности своих поступков, Никлаус Майклсон сейчас дрожал.
Опустившись на пол, он прислонился спиной к стиральной машине. Выходить в комнату было страшно.