Большую часть ночи Тави не запомнила. Мотоцикл жрал километры на такой скорости, что ветер сдувал любые слова. За пару кварталов до очередного адреса Ганс притормаживал, и Тави принималась вынюхивать своего убийцу. Как назло, город пах чем угодно: сырой землёй, полусгнившим мусором, прелой листвой и асфальтом - только не кровью.
С каждой неудачей пустота в голове Тави становилась всё звонче и звонче. Ганс с каждым безрезультатным километром всё резче газовал и грубее тормозил. Подбрасывающему новые адреса Аластеру он уже с середины ночи отвечал исключительно односложными «Да» и «Нет», позабыв и шуточки, и дурацкие прозвища.
Количество проверенных адресов перевалило за полторы дюжины, когда Тави почувствовала смутный запах металла. Боясь упустить слабую ноту, она резко хлопнула Ганса по животу. Тот мгновенно притормозил, из-за чего мотоцикл изрядно повело, и остановился на обочине.
- Чуешь? - с плохо скрываемой надеждой спросил Ганс.
- Железом пахнет. - Тави покрутила головой, принюхиваясь, и указала направо: - Здесь.
- Туда нам и надо. Через двести метров поворот, но мы можем срезать дворами?
- Давай. Не хочу потерять след.
Асфальтовая тропинка, больше подходящая велосипеду, чем мотоциклу, увела их в гущу четырехэтажных трущоб. С каждым десятком метров запах становился всё сильнее и сильнее. Только пахло не железом, а застаревшей кровью: душноватой гнилью, от которой к горлу Тави подкатывала фантомная тошнота.
У одного из домов вонь била так крепко, что Ганс едва успел остановиться, прежде чем Тави полусползла в ближайшие кусты. Сухие, бессмысленные спазмы на пару минут скрутили её тело, но оставили после себя неожиданную лёгкость.
- Я ничего не чувствую. Должно быть, мы на месте. - Ганс помог Тави подняться с колен, свободной рукой достал телефон. - Второй этаж. Седьмая квартира. - И тихо, обращаясь не столько к Тави, сколько к синеющему небу, добавил: - Успели.
Внутри дом напоминал десятки подобных, которые Тави посещала по работе: обшарпанный, скрипучий. Полузакрашенные потёки воды за стояками, какая-то умирающая лиана на окне у мусоропровода, заплёванная лестница в окурках. Дверь в седьмую квартиру отличал столбик из трёх замочных скважин, которые всё равно не остановили Ганса. Положив ладонь на косяк, он принялся складным ножом ковырять быстро гниющее дерево. Через пять минут Ганс вынул коробки всех замков и распахнул дверь.
В прихожей валялось несколько пар обуви, вперемешку мужской и женской. Грязное зеркало над комодом не отразило ни Тави, ни Ганса; проигнорировало их и зашторенное окно. Запах крови последний раз ударил наотмашь и исчез.
Комнату они угадали с первой попытки. Ганс толкнул дверь по правую руку и обнаружил за ней тёмную спальню. Он жестом поманил Тави и указал ей на кровать, где лежали двое: мужчина и женщина.
Они крепко, беззаботно спали.
Тави провела сухим языком по не менее сухим губам. Не отрывая взгляда от своего убийцы - она узнала его даже не по запаху, а каким-то дремучим инстинктом жертвы, - она чуть повернула голову и спросила:
- И что теперь?
Вместо ответа Ганс полез куда-то под куртку. Он возился долго, секунд тридцать, после чего протянул Тави пистолет: не по руке огромный, массивный, с длинным цилиндром глушителя, окончательно сбивающим центр тяжести.
- Теперь - пристрели его.
Тави приняла и подняла пистолет. Несмотря на хватку обеими руками, дуло ходило ходуном от непривычно распределённого веса.
- Тэви! У нас мало времени.
- Я знаю. Я...
Она перевела взгляд на женщину: лицо укрыто светлыми волосами, на левой руке тускло блестит обручальное кольцо. Жена. Учитывая обувь в прихожей и размер квартиры, где-то за стеной вполне могли спать дети. У убийцы Тави была семья.
- Ганс... что случится, если я не выстрелю? - Она вновь попыталась облизнуться и опустила пистолет.
Ганс шумно, зло фыркнул. Он шагнул Тави за спину, обхватил её ладони своими и заставил поднять руки. Щёлкнул снятый предохранитель, но спускового крючка Ганс не коснулся.
- Ты уйдёшь, Тэви, - он говорил тихо-тихо, почти касаясь губами её уха. - И я не смогу за тобой последовать.
- Уйду куда?
Невесёлый смешок она ощутила всем телом: спиной, прижатой к груди Ганса, руками под его ладонями, затылком.
- С тем, как ты жила и как умерла? Скорее всего, наверх. А уж если пощадишь своего убийцу... Кто бы ни решал, они там любят милосердие и всепрощение.
- Почему ты не сказал мне об этом раньше?
- Я не хочу отпускать тебя.
Пара на кровати пошевелилась. На фоне тёмной стены чуть ярче проступил прямоугольник окна.