— Ничего. Я звонила, чтобы сообщить тебе, что отец заключил сделку с окружным прокурором в том захолустном городке, который ты предпочитаешь называть домом, — говорит она, всем своим видом выдавая заносчивую жену судьи, которой она и является.
Мое сердце начинает колотиться так сильно, что кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди.
— Какого рода сделка?
— Это касается твоего отца и окружного прокурора. Все, что сейчас имеет значение, это то, что ты возвращаешься домой, — ехидно отвечает она.
— Что? — спрашиваю я, вставая. Я начинаю расхаживать взад-вперед. — Я дома. Я никогда не вернусь в Миссури. Ты можешь просто забыть об этом прямо сейчас.
— Я боялась, что ты это скажешь, поэтому уговорила твоего отца подать заявление об опекунстве. Мы не верим, что ты в здравом уме. Если бы ты была в здравом уме, ты была бы дома, где тебе самое место. Думаю, тебе было бы лучше, если бы твоему отцу и мне была предоставлена власть принимать решения за тебя.
— Нет! — кричу я. — Ты не можешь этого сделать. Я взрослая женщина со своей собственной жизнью. Мне не нужно, чтобы ты или кто-то еще принимал за меня решения, и я никуда не собираюсь. Мне нравится Кромвель, и я остаюсь здесь.
— О, но мы можем. То, что ты делала в своем прошлом, заставило нас поверить, что ты психически неуравновешена. Учитывая твою медицинскую и психиатрическую историю, уверена, что твой отец сможет убедить судью, что о тебе лучше позаботятся твои любящие родители или психиатрическое учреждение, вместо того чтобы оставлять тебя на произвол судьбы.
— Нет! — кричу я снова, настоящий страх струится по моим венам.
Мама смеется.
— Как скажешь, дорогая. Мы будем там в следующую субботу. Будь готова вернуться домой с нами, или твой отец позаботится о том, чтобы ты больше никогда не смогла самостоятельно принимать решения.
Она не дает мне времени ответить, прежде чем повесить трубку. Я продолжаю расхаживать по комнате еще несколько мгновений, затем бросаю телефон на диван. Я знаю, они добьются своего, что бы я ни делала, но я не могу просто сдаться. Что я могу сделать сейчас? Она не может этого сделать, не так ли? Глядя вниз на едва заметные шрамы на моих запястьях, я понимаю, что она может. В одно мгновение мое прошлое обрушивается на меня.
Выползая из кровати Дина, я быстро одеваюсь. Желчь поднимается к моему горлу, когда я чувствую липкость между ног. Глядя вниз на его спящее тело, я жалею, что у меня не хватит смелости убить его, вонзить нож в его холодное мертвое сердце.
Когда я медленно отхожу от него, боль пронзает мое тело, снова напоминая мне о том, что он только что сделал со мной, и дрожь пробегает по мне. Я кладу руку на нижнюю часть живота, желая, чтобы боль ушла, когда выхожу в коридор. Я не могу так продолжать. Просто не могу, но что я могу сделать?
Я на цыпочках прохожу мимо спальни родителей, зная, что мама еще не спит, ждет возвращения отца домой. Я знаю, она должна была услышать мои крики, но, как и в любой другой раз, она проигнорировала их. Тем не менее, если я сейчас буду слишком шуметь, она будет здесь кричать на меня, чтобы я вела себя потише. Это просто разбудило бы Дина, а это последнее, чего я хочу.
Как только я захожу в свою спальню, я направляюсь прямиком в ванную и начинаю снимать с себя одежду. Как раз перед тем, как зайти в душ, я мельком вижу свое избитое тело. На верхней части моих бедер видны отпечатки пальцев, а обе груди почти черные. Царапины и синяки покрывают меня от шеи до колен. Конечно, не все они с сегодняшнего вечера. Дин никогда не дает достаточно времени на заживление старых травм, прежде чем наносить новые.
Я закрываю глаза и представляю, как причиняю ему боль так же сильно, как он причинил мне, но даже в мыслях я трусиха. Я никогда не смогла бы подраться с Дином; я поняла это давным-давно. Но трусиха я или нет, я знаю, что ни за что не смогу выдержать еще походы в его спальню, но я понятия не имею, как избежать этого. Трудно держаться подальше от того, кто даже запертой двери не позволит встать у него на пути.
Мои мысли блуждают; я представляю, какой была бы жизнь без боли, без Дина. Если бы я могла уйти, я была бы свободна, но как я могу это сделать? Мое внимание привлекает бритва, лежащая на краю ванны. Я беру ее и крепко сжимаю в руке, пока в моей голове формируется идея.
Не тратя времени на раздумья, я бросаю ее на стойку. Хватаю расческу и ударяю ею по бритве, ломая тонкий пластиковый футляр. Осторожно вытаскиваю лезвие и смотрю на блестящий металл. На мгновение я заворожена этим зрелищем, пока не замечаю беспорядок на столешнице. По привычке я быстро выбрасываю осколки пластика в мусорное ведро.