Горечь в ее голосе вызвала у Эвелин сочувствие. Глядя, как Грейс нервно теребит юбку, она размышляла о том, что заставляет людей выбирать в жизни ту или иную дорогу. Даже в таком немолодом возрасте лицо Грейс носило следы былой красоты. Она до сих пор сохранила прекрасную фигуру и выглядела как женщина обеспеченная и принадлежащая к приличному обществу, — правда, лишь до тех пор, пока не открывала рот, откуда изливались потоки уличного жаргона.
Эвелин поняла, почему Грейс решила облегчить душу. По мнению Грейс, Кейт наверняка насплетничала матери о происхождении Патрика и о том, как Грейс зарабатывала на хлеб. Большинство людей не нашли бы в себе силы удержаться и промолчать, ведь эти сведения поражали воображение. Однако Кейт, храни ее Господь, никогда ни словом не обмолвилась о прошлом Грейс, и Эвелин ничуть на нее не обижалась, — наоборот, она восхищалась порядочностью дочери.
— Все мы делали вещи, о которых потом сожалели. Самое обидное то, что в нашем возрасте понимаешь: на самом деле все наши так называемые грехи не имеют никакого значения. Я больше сожалею о вещах, которых так и не сделала, о возможностях, которые упустила, чем о сделанном и уже забытом.
Женщины замолчали. В наступившей тишине обе погрузились в воспоминания о событиях, оставшихся далеко в прошлом.
— Но все-таки у меня в жизни бывали и хорошие моменты, — произнесла Грейс мечтательно.
Эвелин погладила ее руку:
— У меня тоже. Мне повезло, я всю жизнь прожила с одним-единственным замечательным мужчиной. У меня двое детей, и я целиком посвятила себя семье. Кто-то скажет, что моя жизнь не удалась, особенно сегодня, когда женщины стремятся выглядеть как супермодели, имея при этом ребенка на руках и работу на полный рабочий день. Что до меня, то я за старый уклад жизни, мне он как-то больше по душе.
Грейс рассмеялась вслед за ней.
В этот момент к ним подошел врач в зеленом хирургическом халате. Женщины в ожидании смотрели на него. Врач улыбнулся им профессиональной улыбкой, но Эвелин от волнения не понимала, что он говорит. Она смогла лишь уяснить, что все позади. Наконец-то все позади.
Когда Грейс начала плакать, Эвелин машинально обняла ее за плечи, притянув к себе:
— Поплачь, поплачь. Тебе надо выплакаться, девочка. Сразу станет гораздо легче.
Грейс расплакалась еще сильнее. Из глаз ее извергались потоки слез, и даже из носа текло. Эвелин подняла глаза на доктора, ничуть не смущенного таким проявлением эмоций. Он наверняка уже выработал стойкий иммунитет к подобным сценам.
— Все прошло хорошо? — спросила Эвелин.
Он пожал плечами:
— Следующие двадцать четыре часа решающие. Завтра мы будем знать больше.
Эвелин кивнула. По тону врача она поняла: слишком обольщаться не стоит. Она успокаивающе гладила Грейс по руке. Старая женщина давно знала, что переживать нужно только тогда, когда это действительно необходимо, и нечего терзаться заранее.
Она все еще сжимала руку Грейс, когда Виолетта вернулась из часовни.
Глава 8
Наташа Линтен продолжала плакать, только теперь это было тупое однообразное хныканье, явно напускное и потому раздражающее.
— Да заткнись ты! — В голосе Дженни звенело бешенство, уже знакомое Кейт.
Девушка замолчала, но потом заныла:
— Я не знала, что они с ними делают, я просто одалживала их на время… — И она вновь принялась плакать.
Кейт вздохнула:
— Послушай, Наташа, может, мы и сумеем тебе помочь, но ты должна сказать нам, кому одалживала детей.
Сарказм в голосе Кейт не укрылся от Таши, которая неумело изобразила смущение. Потом она затрясла головой, заставив подпрыгивать свою нелепую пуделиную прическу.
— Ну уж нет, ни черта вы от меня не услышите. Вы не понимаете, с кем имеете дело, подруги.
Кейт и Дженни долго молчали.
— Так, значит, отказываешься говорить? — произнесла наконец Дженни.
Наташа откинулась на спинку стула, словно решив, что у нее на руках все козыри. Однажды она слышала слова «знание — сила», но только теперь до нее дошло значение этих слов.