ОТРИЦАНИЕ, ГНЕВ, ТОРГ, АХУЙ и ПИЗДЕЦ.
— Господи, Дана! — вскочил я со стула резко, что он даже умудрился упасть и удариться об пол, разрывая тишину, царившую в квартире. — Дана, ты что натворила? ТЫ что натворила?!
Твою мать! Мать твою! Ебаный_гребаный_пиздец!
Я рвал и метал по комнате, очень сильно желая закурить, хотя уже как год был в завязке.
— Мне срочно нужно покурить… — говорил я сам с собой, не обращая внимания на нее.
— Можешь выйти на балкон, — даже виноватым голосом обратилась ко мне Дана.
Да ладно? Она еще и вину чувствует? За что интересно?
Я усмехался над собой, над ситуацией, хотя она была ни хрена не смешная.
— У меня нет сигарет. Магазины тут есть поблизости?
— У меня есть…
Я посмотрел на нее вопросительно, будто меня это тоже волновало.
— Так, иногда балуюсь, — смущенно произнесла Дана, поймав на себе мой осуждающий взгляд строгого родителя. — Сейчас только сына проверю и пойдем.
Сына…
У меня есть сын…
Мы вышли на балкон и закурили в полной тишине. Пока кроме мата в моей голове не формировались никакие связные речи, поэтому я старался молчать, чтобы не наговорить ничего лишнего.
Все уже произошло.
От того, что я буду впадать в истерику, рвать и метать, ничего уже не изменится и облегчения это никому не принесет.
Голова слегка закружилась от непривычки, а во рту встал горький неприятный вкус.
Вот же дерьмо!
Решение завязать с курением было правильным.
Мы снова вернулись на кухню, где я стал хозяйничать в попытке сделать себе кофе.
— Давай, я сама, — подошла ко мне Дана, пытаясь вырвать из моих рук атрибут от кофемашины.
Я окатил ее грозным взглядом, давая понять, чтобы она ко мне сейчас вообще не лезла.
— Не маленький, разберусь.
— Я понимаю, что ты сейчас злишься, — начала она.
— С чего вдруг?! — снова иронизировал я. — Тебе показалось. Какая злость? Это я так радуюсь. Я папой стал, прикинь?!
— Роберт…
— Ладно, я понял, ты не хотела быть со мной… Это я принял. С трудом, но принял. Отпустил тебя, не преследовал. Сделал все, как ты и просила. Но, Дана… — я сделал глубокий вздох. — А ребенок? Он тут причем? Почему он должен разгребать за нами наше… прости, господи, дерьмо? Что же ты наделала?
Глупая женщина…
— Да, мне нет оправдания. Что бы я сейчас не сказала, все будет бессмысленным… И я не собираюсь оправдываться. Все уже произошло…
Да, я тоже об этом подумал… Все уже произошло…
— Я так понимаю, что если бы ему не понадобился донор, я так бы и не узнал о его существовании. Господи, — от этих мыслей в область висков ударила острая боль. — И что ты ему сказала? Что я космонавт, моряк или вообще меня пришельцы забрали? Или умер в конце да концов?
От этих моих предположений мне стало только хуже, а голова еще сильнее стала раскалываться, как и мое сердце, которое разрывалось на миллион осколков стеклами внутрь.
При живом отце… Что у женщины в голове вообще?
Неужели я ей настолько был противен? А я еще думал, любила.
Ха! Ха! Ха!
Идиота кусок!
— Мама, — вдруг мои размышления прервал детский голос, который раздался за моей спиной, от чего по моему позвоночнику пробежалась дрожь, а спина тут же намокла.
— Руслан, ты чего проснулся?
Я не мог пошевелиться, просто застыл как статуя, еле сдерживая сбившееся дыхание.
— Писать захотел, — сонным голосом ответил малыш.
Мой сын… сын…
Господи…
Судя по звукам, открылась дверь в ванную комнату и малыш на мгновенье исчез.
Самостоятельный парень.
Через какое-то время дверь открылась вновь, и Дана оставив меня, судя по всему, пошла к сыну.
— А это кто? — интересовался он тихим голосом, видимо, имея виду меня, кого же еще.
А я все еще продолжал стоять спиной.
Детский сад, подготовительная группа.
— Давай ты сейчас ложись спать, а завтра, когда ты проснешься, я вас познакомлю, хорошо?
— Хорошо… — согласился он и я почувствовал, как они стали отдаляться вглубь квартиры, судя по тому, что их голоса становились приглушеннее. — А это не папа? — все же удалось мне выловить последнюю фразу малыша, когда я окончательно перестал слышать их диалог.
Сердце ревело, а я вместе с ним.
Для меня это был кошмарный сон наяву.
Жизнь меня била по-всякому, но из всех ударов этот оказался для меня самым болезненным.
Я, конечно, всегда с трудом представлял себя в роли отца, более того, старался вообще избегать даже подобных мыслей. Казалось, что родительство — это нечто архисложное и неподъемное.
Проще заводами и пароходами управлять, ей богу.
А оказалось, вовсе не это было самым сложным…
Не успев стать отцом, я мог перестать им быть.
Принять это оказалось куда тяжелее.
Терять кого-то — мучительная пытка, которая оставляет глубокие раны и редко дает тебе шанс на полноценное выздоровление. Эти шрамы всегда напоминают о себе, открываются и кровоточат неистово, лишь ненадолго утихая, будто давая тебе передышку перед тем, как после сломать тебя еще более изощренно…
34
Роберт
— Дана, ты чего делаешь? — нервно попятился я от нее назад, когда она коснулась меня между ног.
— А чего мы такие нежные стали? Ну же?
Она начала меня целовать в шею, продолжая массировать мой орган через брюки.
Я не понимал, почему я так противился этим ласкам, но надолго меня, как и полагается, не хватило.
Дана расстегнула ширинку и тут же встала на колени, а через секунду мой член уже находился у нее во рту.
Ох, святые мученики!
Я смотрел на то, как она искусно заглатывала и обсасывала мой эрегированный орган.
Еще и еще.
А ее язык творил какие-то невероятные вещи.
Чертовка!
Да, вот так.
Моя маленькая шаловливая сучка.
Я двигал бедрами, придерживая ее за затылок, хватая за волосы, входя в ее рот все глубже и глубже, и с каждым разом ускоряя свой темп, сумасшедшее желая кончить ей по самые гланды.
— Папа! — послышалось откуда-то. — Папа! Папа!
О, боже!
— Папа! Папа! — вырывал детский голос из моих порочных наслаждений. — Папа!
Я встрепенулся от голоса и понимания, что кто-то гладит меня по лицу.
Открыл глаза и в ужасе замер.
На меня смотрели два темно-голубых глаза.
Моя маленькая копия улыбалась мне.
— Папа, наконец, ты приехал, — продолжал сидеть рядом маленький человечек.
Я еще не успел до конца прийти в себя и разграничить сон от реальности, как вдруг те же крохотные пальчики обвили мою шею.
Это были какие-то неопознанные чувства, но от них так стало тепло на душе.
После вчерашнего длительного разговора с Даной, она предложила остаться ночевать у нее, точнее у них, уложив меня в гостиной на диване.
Ни о каком возвращении домой сейчас и речи быть не могло, поэтому свой рейс я, конечно, пропустил. Сегодня были дела куда важнее — нужно было ехать в больницу и узнавать подробности по поводу трансплантации.
— Завтракать будем? — обратился я к сыну.
— Да! — воскликнул он, все также сцепившись в меня и не желая отпускать.
— Ну, что ж, хорошо. А что мы любим?
— Конфеты!
Понятно…
— Ладно, пойдем, поищем чего-нибудь съедобного. А мама где?
— Спит, наверно, еще, — шептал он мне на ухо, будто боясь ее разбудить.