«Вот как-то так, Любимый. Буду учиться жить без тебя. Но я никогда тебя не забуду…»
Не хотела же плакать, да слезы сами катились теплыми струйками по ледяным от холода щекам.
Катя постаралась переключиться. Ей столько всего предстояло сделать! Собрать вещи, заказать перевозку, переговорить с Абаевым, что было, наверное, самым сложным в списке.
Она бы никогда не решилась подставить Аса своим внезапным уходом, но теперь у него была Гера, и Катя могла со спокойной совестью действовать в соответствии с собственными интересами.
Юлечку вполне можно повысить до должности абаевского секретаря, а обязанности личного помощника, которые выполнялись Солнцевой, - смело переложить на Геру. Думается, Ас от этого только в плюсе будет.
***
Артур принципиально не включал в автомобиле обогрев. Нет, он не наказывал себя. Ему просто нравилось ощущать некий синхрон внутреннего состояния с внешним.
Он не жалел. Напротив – разум громко ему скандировал, осыпая бурными одобрительными овациями. Сердце было не согласно, но его слушать – себя не уважать. Он и так первую половину своей жизни служил этому глупому органу. Хватит. Надоело.
На пятую ночь Артур почти возненавидел Солнцеву. Она виделась ему врачом, предающим клятву Гиппократа. Врачом, который отказывал тяжелобольному в помощи.
Он ведь приезжал к ее ногам каждую чертовую ночь! С рассветом клялся себе никогда этого больше не делать, но стоило ему приехать после работы домой, как Артур начинал задыхаться. Открывал все окна настежь, садился на табуретку посреди пустынной кухни и медитировал на бутылку виски, которую какой-то идиот вручил ему на недавний день рождения.
Артур ходил по грани, рискуя в следующую минуту снова свалиться в пропасть. Он всё еще помнил то тошнотворное чувство собственной ничтожности запойных времен, отчего хотелось тут же сплюнуть в раковину появившуюся во рту горечь.
Но ненавидел он ее не за это. Ненавидел он ее за заточку, которую она безжалостно всадила ему меж ребер прямо в сердце, стоило только Артуру неосмотрительно повернуться к ней спиной. Всадила и с завидным садизмом прокручивала, не останавливая этот круг сансары ни на минуту. Ведьма!
Катя была его зависимостью. Как и алкоголь. Не желая проигрывать последнему, он раз за разом проигрывал ей.
Он, кстати сказать, не верил ни единому ее слову. Любит. Да что она понимает-то?! Сколько ей там, двадцать четыре? Двадцать пять? Холеная папенькина принцесса! Да даже в ее бунте и в том, что она не желала брать от отца денег, ему виделась избалованность и детскость.
Мать вашу! Он прекрасно понимал, что это не так. Катя была самым удивительным человеком из всех, кого он встречал на своем жизненном пути. Тот набор человеческих качеств, что был в этой рыжеволосой девочке, дается лишь избранным. И как бы парадоксально это ни звучало, ее «идеальность» отдаляла их еще сильнее. Делала невозможным сам факт их счастливого сосуществования.
Что он мог ей предложить? Пенсию по инвалидности? Холостятскую однушку? Или стареющего себя? Контуженного вояку, который слишком много грязи повидал на своем веку. И не просто повидал, он в ней с ног до головы извалялся, захочешь – не отмоешь.
А если он через несколько лет начнет глохнуть? Врачи предупреждали о такой возможности…А если перенесенные операции и лекарства скажутся на его, простите, потенции?
Артур очень хорошо представил себе эту картину. Глухой престарелый импотент и цветущая молоденькая красотка.
Катя его, конечно, не бросит. Из жалости. Будет незаметно спать с таким же молодым и энергичным, как она сама, парнем на стороне, а вечерами возвращаться к нему. Будет гордо нести свой крест! И уже этого он не переживет.
Она хуже алкоголя. Гораздо хуже. Катя – бомба замедленного действия.
Когда полгода назад Заураби решился на отношения с ней, им двигало лишь эгоистичное желание вырвать у судьбы всё, что она может ему напоследок дать. Хотя он даже не был уверен, что дали именно ему. Но спрашивать себя, откуда она взялась и чем он это заслужил, казалось ему донельзя глупым.
Артур не знал, долго ли это продлится, и что будет с ним, когда закончится, он просто решил жить сегодняшним днем.