Немало в снах того, что подлинно сбылось. На Пасху 1932 года Клюеву
привиделась мать, предупреждающая сына о том, что у него отнимутся ноги. И через
пять лет это сбылось: в томской тюрьме с ним случился паралич ног. А также другой,
может быть, самый поразительный пример провидческой сущности снов конца 20-х
годов. Еще не так давно, в 60—80-е годы минувшего столетия, над нами тяготела
угроза экологической катастрофы, которая могла произойти, осуществись безрассудная
идея переброса стока северных рек европейской части России в южные степи: «Ушли
воды русские, чтоб Аравию поить, теплым шелком стать. И только меж валунов на
суго-рах рыбьи запруды остались: осетры, белуги сажани по две, киты и кашалоты
рябым брюхом в пустые сивые небеса смотрят. Воздух пустой, без птиц и стрекоз, и на
земле нет ни муравья, ни коровки Божьей...»
И опять же, как в случае с автобиографической прозой, в своих размышлениях об
этих снах исследователи неизбежно обращаются всё к той же неиссякающей традиции
древнерусской литературы, находя в ней истоки этого жанра клюевской прозы: «В
целом незабвенные сны Клюева являются по сути видениями, призванными макси-
мально полно запечатлеть жизнь души поэта-пророка. Именно через многочисленные
видения передавал свой духовный опыт Епифаний Соловецкий в своем житии-
автобиографии. <...> Н. А. Клюев в своем «духовном завещании» в соответствии с
традицией, которую он хорошо знал, передает через видения свой духовный опыт
духовным братьям и сестрам, своим духовным детям, всем православным, чтобы
спасти Россию от духовной смерти»2.
В публицистике Клюев заявил о себе еще в начале XX века. В ней нашли яркое
выражение его общественно-политические позиции, революционный пафос эпохи в
пределах созвучности с миросозерцанием поэта.
В статьях (в виде «крестьянских» писем), написанных по свежим следам
революции 1905-1907 годов Клюев выступает гневным обличителем либералов,
городских интеллигентов, не способных не только помочь страдающему народу, но и
вообще его понять, «про-
1 Медведев П. Пути и перепутья Сергея Есенина // Клюев Н., Медведев П. Сергей
Есенин. Л., 1927. С. 85.
2 Бахтина О. «Сновидения» Н. А. Клюева и традиции древнерусской и
старообрядческой литературы. С. 71.
никнуть в извивы народного духа, потому что им чужда психология мужика...» («В
черные дни», 1908).
11
Самую активную публицистическую деятельность он развивает в период Октября.
Большевистская революция была воспринята им восторженно. В поэзии прославляется
Ленин и «сермяжные советские власти», украшается торжественным слогом
религиозных текстов публицистика, с которой Клюев выступает в основном в уездной
газете своего родного города Вытегра, где с 1918 по 1923 год и проживал: «Коммунист
я, красный человек, запальщик, знаменщик, пулеметные очи» («Огненное
восхищение», 1919).
Даже в этой небольшой цитате достаточно ощутимо, что «действительность 1919
года была окрашена для Клюева в красно-золотые, солнечные тона, что мир он
воспринимал тогда, скорее, однопо-лярным, моноцветным»1.
С большевиками он в этот период во многом заодно и даже разогнанное ими
Учредительное собрание называет «бесовским сонмищем» («Газета из ада, пляска
Иродиадина», 1919). Он выступает на митингах, перед агитационными спектаклями.
Красноармейцев поэт называет «сынами солнца — орлами», оплакивает павших из них
(среди которых, кстати, и его молодые друзья). Им противопоставляется «кровавое
стадо белогвардейцев», поэт обрушивается с проклятиями на официальную
«синодальную» Церковь. Однако, отрицая Церковь как институт, причастный к
государственной власти, он и не думал ниспровергать ее как сокровищницу
христианского искусства, выражающую одну из самых его заветных идей — идею
национальной красоты. Расцвет ее воплощения он видел как раз в прошлом, во
временах созидания на Руси церковной красоты, утверждая, что «триста годов назад,
когда мужику еще было где ухорониться от царских воевод да от помещиков, народ
понимал искусство больше, чем в нынешнее время» («Медвежья цифирь», 1919).
Апологетически высказывается он и об «иконописных мирах, где живет последний
трепет серафических воскрылий...» («Порванный невод», 1919). Еще с большей
проникновенностью развивает он эту мысль в статье того же года «Сдвинутый