Мы тоже сели, потому что таков был регламент, нарушать который участникам процесса не рекомендовалось.
При этом, что интересно, в зале больше никого не было. Ни свидетелей, ни родственников, ни любопытных, ни аналога присяжных… вообще никого, кроме непосредственно конфликтующих сторон и тех, кто по закону должен был помочь нам уладить разногласия.
Зал, кстати, тоже оказался небольшим и, судя по обстановке, изначально не предполагал присутствия большого количества народа. Кроме здоровенного письменного стола для членов комитета и компактного столика секретаря, в нем имелось всего две скамьи, расположенных спинками к двери и лицом к членам комиссии. А также два электронных терминала, существенно облегчающих жизнь присутствующих, плюс несколько видеокамер, расположенных по углам комнаты. Именно они в случае чего должны были доказать, что заседание прошло без нарушений.
При этом оба терминала были связаны как с компом секретаря, так и с планшетами, которые находились под носом у каждого члена комитета и которых участники процесса со своих мест видеть не могли. Однако мы с Эммой, пока ожидали начала заседания, уже успели проверить найниитовыми нитями и их, и оба соседних помещения, и даже прилегающие к ним два коридора, так что неприятных сюрпризов можно было не ждать.
— Итак, приступим, — коротко глянув на планшет, обронила лэнна Заранна Босхо, мазнув несколько раз толстым пальцем по экрану. — Дело номер шестьдесят два дробь один… Рассматривается вопрос об аннулировании временно приостановленного права на опеку с дальнейшим его переходом под ответственность другого лица. Истица — лаира Тэйра Вохш, ответчик — лэн Ноэм Даорн. Истица, мы вас внимательно слушаем.
Бабка с достоинством поднялась со скамьи и, демонстративно ни на кого не глядя, с гордым видом проследовала к своему терминалу, а потом встала за него, как за трибуну, и так же гордо вздернула подбородок.
— Как нам стало известно, два месяца назад вы, лаира Вохш, — тем временем продолжила лэнна Босхо, подглядывая в планшет, — подали в комитет по делам несовершеннолетних довольно пространную жалобу с просьбой аннулировать опеку над вашим внуком, лэном Адрэа Гурто, и назначить вас опекуном вместо присутствующего здесь лэна Ноэма Даорна. Так ли это?
— Вы совершенно правы, — торжественно кивнула бабка, глядя подчеркнуто перед собой. — Я действительно подала на этого человека жалобу.
— Вы также указали причину, по которой возражаете против сохранения права на опеку, закрепленного за лэном Даорном, и сообщили, что, по вашему мнению, он недостаточно внимательно относится к своим обязанностям и плохо влияет на вашего внука.
— Именно так, — во второй раз кивнула старая перечница, позволив себе легкую улыбку.
Я насторожился.
Что-то она слишком в себе уверена. Не суетится, не торопится, как обычно, а напротив, явно собирается воевать до последнего. К сожалению, особенности подобных дел заключались в том, что, в отличие от судебного разбирательства, второй стороне конфликта никто не обязан был предоставлять доказательства. Более того, до самого заседания лэну Гасхэ их по закону имели право даже не озвучивать. И их, разумеется, не озвучили, поэтому все, что нам было известно, это краткое содержание бабулиной жалобы. И тот факт, что именно на этом основании право на опекунство у лэна Даорна в сжатые сроки все-таки отозвали.
— У вас есть аргументы в пользу такого решения? — снова задала вопрос лэнна Босхо, на мгновение оторвавшись от планшета.
Бабка с достоинством кивнула в третий раз.
— Разумеется. Я уже предоставила их инспектору Ито, и он счел их достаточно убедительными, чтобы прислушаться к моей просьбе.
Я насторожился еще больше.
В нашей ситуации аннулировать право на опеку, по большому счету, можно было лишь в трех случаях.
Во-первых, если бы стало известно, что лэн Даорн недобросовестно исполняет свои обязанности.
Во-вторых, если бы он начал нарушать мои законные права и в том числе мухлевать с доставшимися мне по наследству денежными средствами и/или имуществом.
И, в-третьих, если бы он своими действиями или же, наоборот, бездействием систематически ставил под угрозу мои жизнь и здоровье. Остальные статьи закона о защите прав несовершеннолетних нас с наставником попросту не касались.
Однако в отношении первого пункта никто и никогда не смог бы заявить, что я вдруг хожу в рванье или не обеспечен всеми благами цивилизации. Напротив, я хорошо одет, обут, ухожен. По мне нельзя сказать, что я истощен или систематически голодаю. При этом у меня на руке висит навороченный идентификатор предпоследней модели, на моем «детском» счете никогда не переводятся карманные деньги. Я учусь в одном из самых престижных вузов страны, да еще и благодаря наставнику прохожу обучение в самой известной и дорогой школе боевых искусств.